в порт, чтобы приучить к торговому делу, и брат схватывал все на лету. Ему тогда было лет десять, но он быстро вписался в скопище портового люда, к большому неудовольствию торговцев в крепких башмаках и местных дельцов, что посматривали на толпу. Как потом рассказывал ошеломленный отец, Исаак буквально прыгнул к разгружаемым ящикам и стал помогать рабочим, хотя те и косились на него, как на сородича купцов, прохаживавшихся неподалеку в черных плащах и широких с перьями шляпах.
Не обращая внимания на взгляды портовых рабочих, поднимавших второй ящик, она миновала эту компанию и прошла дальше по берегу. Затем осторожно обошла невзрачного старика, который смолил борт небольшой лодки. Тот схватил ее было за подол, но она вырвала юбку, а он подмигнул и поднял вверх заскорузлые ладони, – мол, я старик, мне можно. Она зарделась и отвернулась – и тотчас увидала своего брата, который, совсем как заправский докер, вертелся среди других рабочих.
Она знала, что найдет его здесь – как и обещала ребе. Но отчего же так больно ей стало, когда она увидела его среди чужестранцев?
– Исаак! – позвала она.
Тот как-то по-новому приподнял брови, словно не признав ее, но и не отрицая их родство.
У нее сжалось горло. Она никогда не сходилась с людьми так легко, как младший брат, всегда была эдакой тихоней, постоянно извинявшейся, неспособной и слова громко произнести…
Она испытывала необъяснимую тягу к книгам и труду писца – то есть к тем вещам, которые отталкивали большинство еврейских девушек. До приезда в Англию она охотно пользовалась талантом брата находить себе знакомых. Исаак был весьма общителен и всегда представлял ее своим друзьям, рассказывал услышанные анекдоты, угощал ее разными вкусностями, которыми его баловали рыночные торговцы. Но здесь, в Англии, они стали друг другу как будто чужими.
– Исаак!
Она подошла к брату, но руки ее беспомощно болтались вдоль туловища. В Амстердаме она просто дернула бы его за волосы – не для того, чтобы сделать больно, а чтобы просто подколоть его, пусть даже он и был взрослым мужчиной на полголовы выше нее.
Оба его товарища обернулись. Это были коренастые люди, значительно старше Исаака. Должно быть, у них были семьи, а возможно, уже и нет. Один был пониже ростом, с широкой рябой физиономией и пристальными голубыми глазами; второй же, тот, что повыше, имел редеющую шевелюру, а лицо его отдавало румянцем, характерным для выпивох и тех, кто много работает на свежем воздухе.
Она повернула свой взгляд в сторону Исаака – чертенка, как она его называла, но который уже не был таким озорным, как раньше. Голубые глаза, пшеничного цвета волосы… неужели это ее брат? Исаак сбрил бороду еще несколько недель назад, но она до сих пор не могла привыкнуть к его гладкому подбородку, который напоминал, что он отдаляется от родных корней.
– Тебя ждет ребе, – тихо произнесла она по-португальски.
Рабочие мрачно воззрились на нее: мол, что, еще один инородец?
– Ребе хочет отправить несколько писем, – почти что шепотом проговорила она. – И ты нужен
