определенно с вином. Затем покачивающейся походкой пьяницы он добрался до настенного шкафа, откуда вытащил хлеб и кусок мяса. Собрав все это на столе, он уселся на табурет и принялся пить да есть.
Гир обладал вспыльчивостью юноши, но сказать, что его характер был подобен огню не мог никто. Однако, такая дерзость выбила его из колеи так, что лицо его раскраснелось, а пальцы добела вцепились в решетку.
– Ты чего зенки так выпучил? – вдруг с полностью естественным удивлением спросил Бурга, развернувшись к клетке, – голодный или как? Может, пития подать?
В голосе пьяницы был самый настоящий и живой интерес. Он словно живо интересовался почему это за его спиной раздается злобное скрежетание зубов и учащенное дыхание, напоминающее рык… Ну и стенания тюремщика, до которых ему, казалось бы, дела нет. Злость Гира в тот же момент сама по себе угасла. Он опешил, словно перед ним сидел совсем другой человек, а не пьяница-дебошир. Сложно было злиться на тощего мужчину преклонных лет, одетого в какие-то грязные и засаленные обноски с копной торчащих в разные стороны света волосами. Лишь глаза на этом безобразно неухоженном лице являлись островками ясности. Сейчас же они взирали на Гира с легким удивлением.
– О чем ты говоришь? – отпустив сталь решетки все еще раздраженно спросил Гир. – Делаешь тут вид, словно ничего не произошло! Брось это представление!
– Кхм, а чего было-то? – жуя хлеб и насупив брови, с еще большим интересом спросил Бурга своим менее сиплым после вина голосом.
«Ишка его побери! – подумал Гир, глядя на безобидное, грязное лицо, причмокивающее при каждом глотке вина, – правдаа ведь сумасшедший. Кажется, словно забыл о произошедшем. Разве может так быть?»
– Ты это, – начал Гир в неком смущении, – на меня лезть драться полез, а затем…
– Так, так! Чего затем-то? – еще больше наклоняясь в сторону молодого заключенного, поинтересовался пьяница с вовлеченным выражением.
– А затем, Ишка тебя побери! – воскликнул Гир, – а затем лбом о стену влетел, да с таким звуком, словно проломил голову… Слушай, можешь клетку открыть, раз не помнишь ничего, а то как-то неловко это все…
– Ох… Да кого ты слушаешь!? – пролепетал старый тюремщик, который уже залез на один из матрасов и лежал теперь на животе, одной рукой поглаживая больную поясницу. – Он из тебя дурака лепит, а ты и рад стараться! Объясняет ему еще чего-то…
Не успел Гир перевести взгляда с плешивого тюремщика на обидчика за столом, как каркающий смех второго, словно искра, воспламенил недавно пылающий костер гнева, залив красным жаром стыда и унижения лицо Гира. Бурга давился от смеха едой, и крошки хлеба вперемешку с мясом и вином летели из его рта во все стороны. Так уж он заходился от разыгранного представления, что едва сидел на табуретке, скрипящей от его потоптываний и похлопываний.
– Смейся-смейся, старый
