десять лет частенько оставалась дома одна. Мама работала в круглосуточной аптеке, и никто из её коллег не проникался идеей пожалеть одинокую мать и освободить её от ночных смен.
Обычно Лиза быстренько засыпала, укутавшись с головой одеялом: все же знают, что так безопаснее! Но не зря сказано: никогда не говори никогда! И вот наступила ночь, когда кто-то решил поскрестись в окно.
Лиза решительно включила торшер, вынырнула из спасительного кокона одеяла и двинулась к окну: медленно, на цыпочках, задержав дыхание. Мамочка, ну, почему тебе нужно было уйти на работу именно сегодня?! Этот кто-то вряд ли бы осмелился пугать ребёнка в присутствии матери!
Лиза осторожно приподняла край шторы и вгляделась в темноту за стеклом. Взгляд выхватил из сумрака чей-то силуэт, а потом на девочку полыхнули бутылочной зеленью глаза ночного гостя. И Лиза выдохнула: на неё смотрела обычная кошка. Зеленоглазая, худая и очень настойчивая.
Полуночное создание, балансирующее на карнизе – на самой границе света и тьмы, подняло лапку и провело коготками по стеклу, издав звук, который так напугал девочку.
– Ну, заходи, – Лиза распахнула окно и впустила кошку. Та глянула на девочку раскосыми глазищами и уверенно пересекла границу между тенью и светом…
Петрович
– Понимаешь, Петрович, она ведь не просто так ушла. Она нас бросила, понимаешь? А значит – предала. Я так мыслю: не любила она нас! Ну ладно, я всякого по жизни натворил, заслужил. А тебя за что? Ты вон какой! Настоящий боец! Красава! – глубоко нетрезвый мужичок в трениках и грязной футболке потрепал собеседника по спине. Тот брезгливо тряхнул головой.
Петрович был котом. Обычным рыжим гулякой, грозой окрестных собратьев по породе. Вернее, по её отсутствию. Когда-то он был хранителем домашнего очага, горделиво возлегал в кресле и кормился из рук женщины по имени Надежда, которая наивно считала себя его хозяйкой. Она была мягкой и тёплой, заливисто смеялась и иногда даже целовала Петровича в рыжую морду…
А потом всё пошло не так. Толян – её муж – превратил уютный дом, где раньше пахло едой и тихой радостью, в настоящую помойку (уж Петрович-то знает, что такое помойка: бывал там во время дворовых похождений).
Увы, оказалось, человеческие самки, в отличие от кошачьих, на помойке не приживаются. Однажды Надежда покинула и Толяна, и квартиру. И его, Петровича!
Что случается, когда кого-нибудь покидает надежда? У него не остаётся совсем ничего, одна лишь пустота внутри. Эту пустоту непременно надо заполнить: свято место пусто не бывает! И Толян исправно заполнял свою внутреннюю пустоту тем, что делает её ещё более беспросветной: алкоголем.
Незаметно для Толяна внешняя пустота в квартире тоже начала заселяться. Горе человеческое – настоящее пиршество для разного рода мелких бесов: ментальной мошкары, проникающей из того мира, куда обычно людям здравомыслящим путь заказан. Иное дело – люди пьющие! Их эта мошкара рано или поздно высасывает насухо. Точнее, намертво.
Толяну не дано было видеть тех, кто суетился вокруг него в поисках подпитки. А вот кот их видел очень хорошо. Петровичу бесы казались чем-то вроде
