которым всегда отличалась. Высокая и статная, она шла к эшафоту с гордо поднятой головой, несмотря на то что ее некогда роскошные темные волосы были небрежно острижены, а на запястьях виднелись следы от наскоро снятых кандалов.
Народ ко всякому привычен, но не к виду благородной дамы в кандалах – может и свару устроить.
Ее голубые глаза, которые передались и сыну, горели несломленным духом. При виде ее в сером шерстяном платье, заменившем привычные шелка и бархат, толпа зароптала. Даже в этом простом наряде графиня излучала благородство, которое невозможно скрыть.
Постепенно голос толпы все нарастал. Женщины и мужчины роптали, перешептывались и не понимали, какого черта эти ублюдки тащат на виселицу и ее? Царил гвалт, так что расслышать получалось только отдельные фразы.
Солдаты, словно почуяв недовольство людей, встали более плотным строем и перехватили мушкеты. Весь первый ряд ощутил десяток вспыхнувших искорок демона. Пороховики прикоснулись к запечатанным демонам и приготовились стрелять по толпе.
Словно по команде они подняли мушкеты, и строй ощетинился штыками.
– Не нужно, друзья мои, – произнесла мать сквозь слезы, ее голос дрожал, но оставался твердым.
Андрэ узнал этот тон – так она говорила с ним в детстве, когда хотела успокоить.
– Не нужно давать повод вас убить. Прошу вас, сделайте это последнее одолжение мне и моему бедному Луи. Мне будет больно знать, что моя смерть повлечет за собой еще и ваши.
Ее слова заставили сердце сынишки сжаться от боли и гордости. Толпа немного утихла, очарованная достоинством этой женщины.
– Мадам де Жуар, вы обвиняетесь в пособничестве государственной измене. Понимаете ли вы высказанное обвинение? – Слова дель-Конзо прозвучали как удар хлыста.
– Да.
Голос матери показался громогласным, в нем звучала закаленная сталь, которую сын так часто слышал, когда она отчитывала нерадивых слуг или спорила с отцом.
Обвинитель слегка опешил от ее напора, но затем вернул расположение духа:
– Вам есть что возразить?
– Нет, и будьте вы прокляты, Бенуа. Жалкий мелочный ублюдок.
Мать плюнула негодяю в лицо, и слюна осталась у него на дорогом камзоле. Попала она прямиком на серебряную вышивку. Бенуа недовольно взглянул на место плевка, лицо его исказила гримаса ненависти и отвращения. Он резко развернулся и пошел прочь. Возле Гульяра он остановился на мгновение и велел продолжать казнь.
Леонард нервно сглотнул.
Он подошел ко вдове и попытался накинуть петлю ей на шею, однако женщина с силой огрела его по лицу. Звук удара эхом разнесся по площади.
– Не смей трогать меня, жирный мерзавец!
Аннет дель-Косталь сама накинула на шею петлю и крепко затянула. Ее руки, несмотря на тяготы заключения, двигались уверенно и ловко. – Будь ты проклят, ты и весь твой поганый род, предатель. Ты был ему как брат, негодяй.
В
