(забыв в этот миг даже о винтовке) перелез через бруствер, поднялся и, пригибаясь, быстро побежал по узкой лесной дороге к объятой огнём пограничной заставе. Там на небольшом по размеру плацу на флагштоке развевался красный стяг, на котором были вытиснены золотом дорогие каждому советскому человеку символы: звезда, серп и молот. Булкин подоспел вовремя, потому что огонь уже подбирался со всех сторон к плацу.
Прикрывая багровое от жара лицо согнутой в локте рукой, перепрыгивая через бегущие по плацу огненные ручейки, парень расторопно подскочил к флагштоку; обжигая кожу ладоней о раскалённый металлический тросик, принялся торопливо спускать флаг. Складывал его он уже на ходу, бегом возвращаясь на опорный пункт, где уже слышалась суматошная стрельба.
Понимая, что прорваться сквозь бушующее пламя ему теперь вряд ли удастся, Булкин растерянно завертелся на месте, выискивая глазами удобное место, чтобы спрятать флаг. Заметив высокий могучий дуб, который ещё почему-то не успел загореться, но листья его уже начали дымиться, напитываясь нестерпимым жаром, он метнулся к нему. «Весь, небось, не сгорит» – подумал он машинально. Бухнувшись возле ствола на колени, пограничник принялся спешно копать руками ямку. Земля у корней была до того плотная и сухая, что за то короткое время, что пока он усердно копал неглубокую выемку, в которой мог бы поместиться флаг, Булкин успел сломать три ногтя, а пятый ноготь на большом пальце правой руки вообще выдрал с мясом. Секунду поразмыслив, пограничник торопливо стянул с себя пропахшую потом исподнюю рубаху, бережно завернул в неё алое знамя, и аккуратно уложил в ямку. Затем насыпал сверху горку земли, тщательно утрамбовал её ногами. Без сожаления оторвав болтавшийся на кожице грязный ноготь, вытер тылом ладони потное, разгоряченное трудной работой и жаром лицо, в волнении огляделся: он был в огненном кольце.
Судя по тому, что на передовой ни на секунду не прекращались выстрелы, которые глухим треском бесконечно вспарывали горячий сухой воздух, в той стороне шёл ожесточённый бой. Мысль о том, что каждый живой боец там в данный момент имеет непреходящую ценность, мигом опалила сознание растерянного парня, подстегнув его к решительным действиям.
– Ура-а-а! – неожиданно громко для себя закричал рядовой Булкин, и бесстрашно бросился под густые своды горевших деревьев. Он бежал по узкой дороге между переплетёнными вверху кронами деревьев, будто внутри огненного туннеля, подбадривая себя истошным, поглощающим страх воплем: – Ура-а-а!
Нависавшие над ним ветки, сгорев падали на землю, то впереди него, то позади, рассыпались перед своей смертью мириадами ярких искр. Парень нёсся как угорелый, чувствуя, что с каждым метром дорога даётся ему с трудом: не достаточно хватало дыхания, потому что раскалённый воздух обжигал лёгкие, стали заплетаться ноги, обутые в тяжёлые кирзовые сапоги. Вскоре на нём задымились гимнастёрка, галифе, и Булкин с ужасом ощутил, как к его груди и ногам стала прилипать плотная материя, всё больше и больше сковывая
