― крикнула ей напарница по дежурству.– Иду!
Я с сожалением проводил её взглядом. Жаль, что у нас никак, она просто игнорирует меня, я для неё никто, просто подопечный по решению совета класса.
***
Тряпка смачно чавкала, одна за другой влажно блестели половицы, пахло водой и мылом. Я мыл полы. Это только с виду палата маленькая, а начнёшь мыть ― аэродром! Уже с непривычки ныла поясница. Чтобы подбодрить себя, я начал напевать, а потом и вовсе заорал в такт движения шваброй слова песни:
Мы в работе! Большой! Не устанем!
И сильней! Нашей Родины! Нет!
Если Партии! Тёплым! Дыханьем!
Каждый подвиг! Народа!! Согрет!..
Потом с выражением продекламировал фразу, которую частенько слышал от мужиков, возмущающихся отсутствием хлеба в магазинах:
Нам Солнца не надо ― нам Партия светит,
нам хлеба не надо ― работу давай!
Приоткрыла дверь и заглянула в палату. Сталина Ивановна, прикрикнула: «Печенин, что за вопли! Поторапливайся. В твоих же интересах, быстрее в палате пол помоешь, быстрее пойдёшь мыть пол в фойе».
Чушь какая! В моих интересах не полы драить, а на речку смыться. А полы в фойе и крыльцо девчонки помоют, это их обязанность, а наша обязанность ― бак кипячёной водой пополнить. В фойе на отдельном столике в углу стоит бак, такой же, как на железнодорожном вокзале. Над баком на стене табличка: «Пейте кипячёную воду!» Жестяная кружка на цепи.
Анекдот про такую кружку есть: на вокзале брезгливый мужик пьёт воду из кружки со стороны её ручки, а пацан с зелёными соплями подходит к нему и говорит: «Правильно дядя, гигиену нужно соблюдать, я так же пью».
Ходить с вёдрами за кипячёной водой в столовую тоже обязанность дежурных мальчишек. И гири на часах в фойе подтягивать ― тоже наша обязанность. Это только стоя на тумбочке сделать можно, висят высоко. Девчонок туда не загонишь.
Я продолжал мыть полы, как вдруг почти оторвалась и так непрочно державшаяся поперечная палка швабры. В сердцах выругал Гошина, подсунул мне неисправную, и что теперь делать, руками полы домывать? Дверь в палату Сталина Ивановна прикрыла не плотно, я увидел в фойе воспитательницу третьего отряда. Она разговаривала с нашей Сталиной. Слышал, как хлопнула входная дверь. Ушли…
Видимо, я потерял осторожность, надавил сильнее, чем нужно, на швабру, и она сломалась: отлетела поперечная палка, которая и так держалась на честном слове. Может быть, швабра у девчонок уже освободилась, подумал я и приоткрыл дверь в фойе. В палату девчонок вошла Емельянова, я вошёл вслед за ней и растерялся.
Пирогова стояла на входе в палату у окна лицом ко мне, и она была без майки ― а это совсем рядом, в шагах пяти от меня. Она пыталась протолкнуть пуговку в тугую петельку пояса юбки и не сразу заметила, как я вошёл. Такая стройная и такая красивая…
Верочка вытаращила на меня глаза удивлённые, растерянные… потом в панике сжала локти и прижала кулачки к подбородку, прикрывая грудь. Юбка шлёпнулась на пол. Она не решилась её поднять, шагнула назад, переступив босыми ножками…
