пионер! Ну-ка, отвечай быстро старшим товарищам, что означают Красное знамя, пионерский галстук, значок и салют юного пионера?Сашка ошеломлённо уставился на Кузнецова.
– Молчишь? ― грозно спросил Кузя и потребовал: ― Тогда отвечай быстро, ты любишь дедушку Ленина?
– Люблю! ― подтвердил Сашка, робея от внимания старшего пацана, и для убедительности округлил глаза.
– Ещё крепче люби! ― наставительно потребовал Кузя: ― Вот как дедушку Ленина любить нужно.
Кузя туго затянул пионерский галстук на шее у братишки Филипповой, растянул штанины своих шорт, наподобие юбки, и кружась, и пританцовывая, пропел писклявым голосом:
Я маленькая девочка
танцую и пою,
я Ленина не видела,
но я его люблю!
Вот сорву цветок сирени,
приколю его на грудь,
вывел нас товарищ Ленин
на счастливый, светлый путь!
Лицо Сашки побагровело.
– Кузя, не наезжай! ― одёрнул я Кузнецова, притянул к себе за руку Сашку
и кое-как ослабил туго затянутый узел.
– «Пионер без лишних слов малышам помочь готов!», или как? Вожатым к малышне назначили? Что за шпингалет? ― ехидно поинтересовался Кузнецов поглядывая на моего подопечного.
– Просто знакомый. Брат одноклассницы.
– Я пойду? ― робко спросил Сашка, с опаской поглядывая на Кузнецова.
– Беги. Если что ― найдёшь, ― напутствовал я его.
***
В тихий час в окна в палату открыты. Душно. Легкие шторы на окнах висят неподвижно. На улице ни ветерка.
– По закону Архимеда после вкусного обеда полагается… поспать, ― изрёк Кузя, отвернулся и через несколько секунд засопел.
– Ну и жара, ещё немного и я запекусь в собственном соку, как курица в духовке, ― пожаловался Сашка и вытер лоб полотенцем.
Я отложил роман Драйзера, перевернул влажную и горячую подушку, лениво согласился с Сашкой:
– Да. Сегодня как никогда. Обычно так перед грозой бывает. На речке сейчас хорошо.
Раздался возмущённый приглушённый и неразборчивый голос Гены-барабанщика, но было понятно, что он отчитывает девчонок.
– Что там, посмотри, ― велел Глухарёв Матвейке.
Матвеев спит ближе всех к выходу из палаты. Матвейка подбежал к двери, чуть приоткрыл её и, заглянув в щёлку и оглянувшись на Глухарёва, громко прошептал:
– Дверь, к девкам открыта. Их в проходе построили. Кто-то, не видно кто, без майки, ладошками прикрывается, и ещё одна такая же есть.
– Ты что? ― соскочил с кровати Катряга.
К ним подбежал Круглов с нашего звена.
«Совсем наглость потеряли, ― отчитывал их Гена-барабанщик, ― Никой ответственности к дневному сну! Как в младшей группе детского сада, кто книжки читает, кто письма пишет. Бардак и анархия! ― донёсся голос Гены-барабанщика».
– Ну что там? ― спросил Глухарёв.
– Блин,
