спиной к всаднику, я начинаю наполнять ванну. Голод не останавливает меня, хотя от такого гаденыша можно было этого ожидать.
Времени на то, чтобы набрать достаточно воды для купания, уходит немало, да и сама водичка холодновата, но в конце концов ванна наполняется.
Когда я снова оборачиваюсь, Голод все еще стоит без движения.
Не знаю, что и думать.
Я снимаю рубашку, затем тонкий бюстгальтер, не заботясь о том, что Голод будет любоваться обнаженной женской грудью. Для меня это дело обычное.
Взгляд всадника падает на раны, украшающие мое тело. Я слышу, как он резко втягивает воздух.
И теперь, кажется, понимаю, почему он не уходил: хотел увидеть мои раны.
Он встает со шкафчика, не сводя взгляда с рубцов.
– Они тебя всю искромсали.
Я опускаю взгляд, и воспоминания снова всплывают в голове. Я чувствую на себе руки этих людей, слышу плотоядно чавкающий звук, с которым их ножи вонзаются в меня раз за разом.
– Одиннадцать разных шрамов.
Не знаю, зачем говорю ему это.
– Представляю, как долго ты лежала и корчилась от боли – одинокая, напуганная.
Мой стальной взгляд устремляется на него.
– Не только напуганная.
Я была в ярости.
Кажется, он видит эту ярость в моих глазах и сейчас, когда я на него смотрю.
– Да, – говорит он, – мне хорошо знаком этот взгляд.
Усилием воли я подавляю эмоции.
Мгновение – и Голод снова усаживается на шкафчик на некотором расстоянии от меня.
– Эти раны не похожи на те, после которых можно выжить, – говорит он небрежным тоном.
Я не утруждаю себя ответом. Вместо этого вышагиваю из штанов, затем снимаю трусики и отбрасываю их в сторону.
Если я думала, что нагота отпугнет всадника, то я ошибалась.
Хм…
Я забираюсь в ванну, сажусь, царственно откинувшись назад, и вздыхаю, прислоняясь к бортику.
– Как там твоя рана на животе? – спрашиваю я, перекидывая руки через края ванны. Моя грудь беззастенчиво обнажена, что мне откровенно и до чертиков нравится. Надеюсь, всадник обалдел.
Голод щурит на меня глаза.
– Исчезла.
– Очень жаль.
– И яйца уже не болят… спасибо, что спросила, – добавляет он.
– Твои яйца меня не волнуют. Ты ими, похоже, все равно не пользуешься.
Криво усмехаюсь. Я очень довольна собой.
Жнец скрещивает руки на груди, и в глазах у него появляется злобный блеск.
– Скажи мне, Ана, – произносит он, и звук моего имени из его уст заставляет живот сжаться, – что ты будешь делать, если я тебя отпущу?
Устремляю на него пристальный взгляд.
Я могла бы солгать. Но эти змеиные глаза… мне кажется, они все равно разглядят правду.
– Не знаю, – признаюсь я. – Наверное, снова постаралась
