опускается на колени возле меня, его мучительно красивое лицо освещено масляными лампами. Из его груди, куда я только недавно вонзила нож, сочится кровь. Мой взгляд падает на его шею – она тоже перемазана кровью. Что бы он ни говорил, мне удалось ранить его.
Всадник хватает меня за запястье, и не знаю, в чем дело – в касании его пальцев или во взгляде, – но волоски у меня на руке встают дыбом.
– Пусти!
Я пытаюсь вырвать руку, но его хватка не ослабевает.
Он хватает меня за другое запястье, сжимает обе руки вместе, а затем начинает обматывать их веревкой.
– Что ты делаешь?
Я сопротивляюсь. И снова абсолютно тщетно. Кажется, он обладает сверхъестественной силой.
– Усмиряю тебя, – говорит он. – Я думал, это очевидно.
Голод с безмятежным лицом связывает мне руки. Потом откидывается назад и оценивающе смотрит на меня.
– Будешь еще пытаться меня убить?
Я перестаю вырываться.
Так вот в чем дело? Он не хочет, чтобы я опять напала на него?
Я слишком долго тяну с ответом.
Уголок рта у всадника кривится.
– Так я и думал, – говорит он, принимая мое молчание за согласие.
По правде говоря, если только представится возможность, я непременно попытаюсь вывести его из строя еще раз.
С минуту всадник смотрит на меня изучающим взглядом.
– Для того, кто так боится кисок, – говорю я, – ты что-то уж очень долго меня разглядываешь.
Жнец не клюет на эту приманку.
– Скажи, – говорит он, сидя в той же позе, откинувшись назад, – что бы ты сделала на моем месте, если бы девушка, сперва спасшая, спустя годы попыталась тебя убить, а потом вдруг оказалась твоей пленницей?
Дальше по сюжету – моя смерть. Мучительная. Я определенно упустила второй шанс спасти свою жизнь.
Я смотрю на всадника, совершенно упав духом.
– Не знаю, – отвечаю я с горечью. – Я же не монстр.
Эти пугающие глаза все так же оценивающе смотрят на меня.
– Я никогда не делал исключений для кого-то из людей, – признается он, – и не хочу делать их сейчас.
По его тону я понимаю, что следом будет «но».
– Но должен сказать, что пока только один человек спас мне жизнь. Этот случай, увы, оставил во мне след. – Он наклоняется ближе. – Это должно тревожить такого хрупкого цветочка, как ты.
Еще как тревожит, приятель.
Он встает, не сводя с меня своих зеленых глаз.
– Утром мы с тобой еще поговорим. – Голод направляется к выходу из комнаты, но у самой двери останавливается. – А если ты попытаешься исчезнуть из этого дома, я заставлю тебя об этом пожалеть.
В голове тут же всплывают картины окровавленных тел в гостиной и в общей могиле за домом. Я могу сколько угодно храбриться и дерзить, но ни за что на свете не сделаю попытки бежать этой ночью. Голод не из тех, чье терпение
