Вы думали, что и правда отделались от меня, что теперь вы в безопасности?
Погодите-ка. Что?..
Я смотрю на всадника широко раскрытыми глазами, и во мне нарастает ужас.
Он качает головой, и улыбка вновь появляется на его лице.
– Вы никогда не были в безопасности. Ни тогда, ни тем более сейчас. Ваши посевы погибнут. Ваши дома будут лежать в руинах. Вы сами и все, что вы когда-то любили, канет в вечность.
Я не чувствую надвигающегося землетрясения. Только что я стояла на твердой земле, а в следующее мгновение она внезапно уходит из-под ног, и меня швыряет вперед. Я сильно ударяюсь об асфальт, моя корзина и плоды джаботикабы разлетаются по дороге, идущей трещинами.
Сквозь крики я слышу какие-то странные стоны, а затем звуки рушащихся домов. Земля продолжает сотрясаться.
Я прикрываю голову руками и сжимаюсь в комок в ожидании, когда все закончится.
Несколько лет назад в нашем городе уже было сильное землетрясение, разрушившее множество зданий и похоронившее десятки людей заживо.
И вот это случилось снова.
Землетрясение продолжается. И все, что я могу сделать, – это сжаться в комок и прикрыть голову. Кажется, проходит целая вечность, прежде чем дрожь земли наконец стихает.
Я осторожно отнимаю руки от лица. Пыль еще оседает вокруг меня, но, кажется… кажется, Анитаполис разрушен полностью.
Просто… стерт с лица земли.
Иисус, Иосиф и Дева Мария!
Пока я глазею, раздаются новые крики. Я зажмуриваю глаза, пытаясь отгородиться от этих звуков. Потом стихают и они. Я не слышу ничего, кроме собственного прерывистого дыхания.
Наконец, я заставляю себя открыть глаза и просто… охватить разумом творящийся кошмар. Новые странные растения, новые изуродованные тела.
Вот теперь вокруг царит настоящая тишина.
Не знаю, осталась ли тут хоть одна живая душа.
Не считая меня… Меня и всадника.
Несколько долгих минут я не могу говорить. Пытаюсь, но слова не идут на язык.
Я издаю низкий горловой звук, перерастающий в вой.
Услышав это, Голод бросает взгляд в мою сторону. Подходит и протягивает руку.
Я смотрю на него, не подавая руки в ответ.
– Ты говорил, что бояться нечего.
Мой голос звучит глухо.
– Тебе бояться нечего, – поправляет Голод. – Что касается остальных, то на их счет я ничего подобного не обещал.
Я делаю несколько неровных вдохов.
Как я могла позволить ему войти в мой город?
Это я во всем виновата.
– Кто-нибудь остался?..
В живых? Я не могу заставить себя выговорить это.
Но, как выясняется, и не нужно.
– Ты, – говорит Голод и пристально смотрит на меня с безжалостным выражением на лице.
И… и все?
Что же я наделала?
