который не входили бойцы взвода. Она общалась с поварихами из столовой и танцовщицами из агитбригады, с которыми и проводила львиную долю свободного времени.
– Увидишь, пройдет не так уж много времени, и она поймет, что Ло за человек. И когда это случится, ты будешь в выигрышном положении, потому что больше с ним не общаешься.
Продолжая толкать коляску одной рукой, Пин другой отер выступивший на лбу пот.
– Получается, мне надо просто ничего не делать и ждать, когда она поймет, что он мерзавец? – переспросил оружейник. – На мой взгляд, так себе план. Ты недооцениваешь Ло. Он умеет убеждать и притворяться может долго. И вообще, девушки сплошь и рядом влюбляются в мерзавцев. Что, не так? Может, она сейчас с Ло как раз потому, что он подонок? Не думал об этом?
Хай-у стянул с себя соломенную шляпу, прищурившись посмотрел на Пина и растянул губы в улыбке.
– Я пришелся ей по сердцу. А я никакой не подонок.
Добравшись до причала, они обнаружили, что несколько солдат устанавливают флагшток рядом с самым высоким в округе зданием – двухэтажным строением, крытым зеленой керамической черепицей, в котором продавались рыбацкие снасти и речная глина, из которой делали загоны для свиней. На вывеске, прежде гласившей: «Рыболовецкий лабаз Хуана», теперь значилось: «Великий пролетарский военно-морской лабаз. Заведующий Хуан Тинтин».
Пин втолкнул коляску с Хай-у в магазин, и в ноздри оружейнику ударил резкий запах мягкопанцирных крабов и сушеных карпов. В помещении царило практически полное безлюдье. У входа пылились четыре табурета, из товаров удалось разглядеть лишь несколько недавно возвращенных рыбаками удочек, с которых еще капало. Они стояли в коричневой вазе с длинной, змеящейся до самого основания трещиной. Пин подумал, что большая часть товара либо находится за прилавком, либо хранится наверху. Старик в круглых очках и был Хуаном, управляющим магазином, собственной персоной. Дед помахал вошедшим.
– Нам бы дельфиний позвоночник, – сказал Хай-у, – да получше, чтоб мне протез справить, – он показал на культю.
Старик перегнулся через прилавок посмотреть.
– Повезло тебе, – сказал он. – У нас этого добра столько, что целую ногу можно смастерить.
С этими словами Хуан удалился в подсобку и вскоре вернулся, держа в руках длинный сверток. Положив его на прилавок, старик развернул бумагу, и друзья увидели содержимое. Позвонки были уже обточены и дополнительно стянуты медной проволокой. В четырех местах имелись углубления для будущих креплений. Хай-у кивнул, и Хуан положил сверток на колени раненому.
– Сколько с меня? – осведомился Хай-у.
– Ты солдат, так что дай, сколько не жалко.
Хай-у вручил старику четыре серебряные монеты – жалованье за два месяца.
По дороге обратно Пину стало интересно, а как бы действовал Ло, окажись он на месте заведующего магазином. Наверняка назначил бы довольно высокую
