только по его воле, но само его присутствие давало возможность новой попытки.
Он не заметил, как у него появились послушные и молчаливые союзники. Наверное, это было его тайным желанием, поскольку сам он считал, что давно привык к одиночеству, а той, ради которой был совершен мир, рядом с ним быть не могло. Затем кто-то из союзников, восстав против него, ушел, но и это не потревожило его тайного покоя.
Он, наверное, сошел с ума, потому что искренне не понимал, как изменился за проходившую мимо вечность. Именно вечность, потому что таких чисел ни в одном языке не существовало да и существовать не могло: без надобности. И если девушка Яна и в самом деле была когда-то, то разве узнала бы она его в том, кем он стал теперь?
А иногда, в минуты редкого просветления, он с веселым ужасом осознавал, что не более чем Сын Сына Отца, который некогда был также чьим-то Сыном, и страдания которого не уступали его собственным.
Но минуты просветления всегда уходили куда-то, и он вновь оставался наедине со своим горем и печальным призраком навсегда ушедшего.
Когда вдалеке начали гаснуть звезды, он все еще ничего не понимал. Когда у него появился сын, он все еще был так увлечен своими воспоминаниями о золотоволосой девушке, что не придал этому того значения, которое оно имело для всего дальнейшего и в первую очередь – для него самого.
Лишь когда границы Вселенной стали подбираться к ним все ближе, а впереди появился лик той, что ждала, он все понял и ужаснулся открывшейся в своей наготе истине.
– Нет! Все прошло, и все не должно повториться вновь! Это бесчеловечно и так нельзя…
И тогда он увидел всех тех, что жили, негодовали и были счастливы в том мире, что погибал теперь. Необходим был кто-то, способный поддерживать зыбкий дух в эфемерных звездах. Он готов был встать на вахту, чего бы ему это ни стоило, но и сам понимал, что его поискам будет недоставать искренности и внутреннего огня, и ничего не выйдет. А Яна, в глазах которой холодным дождем стояли слезы, протягивала руки и, не смея молить, молча ждала.
И, навсегда возненавидев себя за содеянное, он отправил сына в путь без благодарности, без памяти и без близких.
В ясных глазах мальчика не было страха, а было одно только удивление, когда его отец произнес:
– Сынок, сделай это… – он хотел добавить «Ради меня», но это было бы так глупо и бесчестно, хотел сказать «Ради людей», но видел, что они ничего не значат еще для сына, и не разбирая сам, благословляет или проклинает, лжет ли или доносит высшую истину, произнес: – Сделай это… Ради Яны, ты ведь знаешь Яну, правда?.. Ради девушки…
2001
САМОЕ СЛАДКОЕ КИНО
История Варвары Клодько
Лучшее, что было в моей жизни – это кино. Большое кино больших кинотеатров. Зрительные залы этих кинотеатров я знала куда лучше улиц своего родного города.
У меня была работа – малоинтересная работа машинистки-секретарши в бедненьком филиале скучной бюджетной организации, занятой приведением в жизнь различных социальных программ. Наша конторка, я так думаю, мало что делала действительно полезного, однако все это, по крайней мере, помогало занять
