не были знакомы и не работали вместе. Но по тому, как он следил за её поведением, как контролировал ситуацию в салоне, было ощущение, что он тот, кто руководит процессом.
Я даже задумалась, кто он такой? Чем занимается? Он вполне мог быть пилотом гражданской или военной авиации. Точно не стюард. Мне кажется, что Гранин пошёл бы в сферу обслуживания в последнюю очередь.
Он тот, кто принимает решения. Рулит людьми и направляет их действия. Если бы я точно знала о его принадлежности к воздушному флоту, могла бы заподозрить, что владеет частной авиакомпанией или, например, авиационными ангарами.
Потому что сейчас он понимал происходящее, как будто читал его с листа. Словно умел расшифровывать перебежки стюардесс, их тихие слова. Как сурдопереводчик разбирал их скупые жесты и кивки. От этого мне было спокойнее.
Самолёт подрагивал, словно от напряжения, а потом стал трястись сильнее. Командир экипажа по громкой связи говорил что-то про циклоны и антициклоны, грозовой фронт и прочее.
Я ничего не понимала. Услышала только, что надо сложить столики, открыть иллюминаторы, пристегнуть ремни и не вставать с кресел. А в конце решил пошутить.
– Дороги в небе от снега ещё не чистили, поэтому немного поскачем на кочках.
По салону раздались смешки, а я напряглась. Голос у командира был такой ненастоящий, словно он не управлял самолётом, а читал об этом книжку. И шутил он как-то натужно. Я это по интонации поняла.
Столик сложила и, повернув рычажок, закрепила на стене. В пластиковый стаканчик из-под чая сложила упаковку от сандвича, сахара и влажную салфетку. Проверила крепления ремня безопасности.
С тревогой замерла в ожидании следующих указаний.
