уехать в область с развитой промышленностью, главное с соседствующими республиками. Без особого плана, созвонившись с однокурсницей, жившей в том городе, выехала как в сказке, пойди туда – не знаю куда, принеси то – не знаю что.
Марина встречала с букетом. Улыбающаяся, сияющая Маришка, только немного уставшая, немного постаревшая, немного-немного и много чего-то нового, что не оставило следа от бесшабашной юности.
– Сонька! Я до последнего не верила, что ты приедешь. Боялась, что может что-то произойти. Как ты? Хотя, что спрашиваю, Соня Аскарова – лучшая студентка курса…
– Комсомолка, спортсменка… Я тоже боялась, что отложится поездка, – рассмеялась она.
Марина с мужем и тремя прелестными дочурками жила в двухкомнатной квартире. Уютно. Домовито. Марина с Петей подходили друг другу: чистюли до брезгливости, строгие моралисты. Сказать, что Петька рад встрече, ничего не сказать. И, не удивительно, при двух-то комнатах. Уложив детей спать, сели за стол.
– Постарел ты, Петюнь. Живот отрастил, как только за штурвал помещаешься? Давно на гражданских линиях?
– Всю вечность, что разделяет нас с последних встреч, – Петька, потянувшись, разливал коньяк. – Зря ты за Габу не вышла, – прокряхтел захмелевший хозяин дома. – Любил он тебя. Хотел его позвать, – Петька в пунцовых пятнах, отдуваясь, вытирал лицо салфеткой, то ли давление поднялось, то ли коньяк ударил по сосудам, – Да Марфунька моя не разрешила, говорит, ты не захочешь. А, ведь первая встреча за пятнадцать лет.
– Какой позову. – взмахнула полотенцем Марина. – Сонь, ты кушай, у вас так не готовят. Скоро плов подоспеет. Петь, положи Соне катламы с бастурмой. И не налегай, у тебя через два дня вылет. В этот раз комиссию не пройдешь.
– Ну, накаркай. – Петька прошел к бару, погремел бутылками, что-то взял и вернулся к столу. – Помнишь, на первом курсе, когда он тебя увидел, обомлел, как соляной столб. А это помнишь? – Раскупорив бутылку, налил содержимое в бокал, – во, вспомнила рижский бальзам? Новый год, первая кока-кола из Риги. Мы с Маришкой все помним. А когда ты заболела и нужен был куриный бульон? Габа в тот вечер по мокрым балконам поднялся к третьекурсникам и с их окна сетку мяса срезал, думал курица, а это свинина оказалась, которую ты не ешь, и он где-то бабок нарубил, но тебе и курицу, и уколы, и малину с цитрусами привез, столько денег по ветру пустил. Любил он тебя.
– Ты по себе не мерь. Ты всегда скрягой был. Куда тогда мои глаза смотрели?
– А твои глаза уже тогда видели, что со мной, тебе, как за китайской стеной надежно будет. И, как некоторые, бросив детей неизвестно с кем, тебе не носиться по городам в поисках заработка, – получив шлепок по затылку, Петр суетливо потянулся к коньяку. – Сонь, извини, я не о тебе. Я в целом. Сейчас не поймешь, женщины побросали работу-семьи носятся с сумками, они-то в дороге, то на базарах толкутся. И мужики на улицах, не челночат, но тоже чем-то торгуют. Жить надо, не платят, вид денег забыли, вместо них то водку дадут, то талоны всучат. П�
