моря, как бы говорило «вы не одни, мы с вами». Прогретое за день море позволяло делать массаж в воде, ласково пошлепывая прибрежной волной. Дина тихо напевала, «видишь, звезда в ночи зажглась… шепчет, сынишке сказку… я растоплю кусочки льда… я не могу иначе».
Ночью в сарае, под керосиновую лампу продолжалась работа. Поставив его лицом к стене и, подпирая со спины, переставляла ножки. Иногда устало и отчаявшись сидя спиной к спине разговаривала с ним разговаривала и разговаривала. И так изо дня в день. Он не плакал. Упражнения принимал молча. Этого Дина тоже страшилась. Вдруг не заговорит? Черт бы побрал эту Веру Павловну… и произносила слоги, четко и медленно. Выручал Маршак. Малыш рос. Набирал вес. Крепчал. Держал голову. Ножки, ручки наливались силой.
Дина ставила его в воду, поддерживая, пыталась с ним ходить. От того, что не получалось, хотелось кричать, но не позволяла себе, боялась расслабиться. Вспоминалась Марина, «…слышишь, не сдавайся». И перекрикивая шум волн, обманывая себя говорила, «Вот какой ты молодец. Чувствуешь, получился шажок, раз и все. Давай малыш, работай. Еще шаг и еще раз, у нас с тобой все получится. Мы команда. Жалко твоего брата с нами нет. Ты бы уже давно побежал за ним.».
Где б не заставал их дождь-ливень, она ставила малыша в лужицы и смеясь говорила ему уворачивающемуся от бьющих по лицу размашистым каплям, что, когда он начнет ходить, они будут под дождем водить хороводы, прыгать по лужам и играть в «кондолы».
Наступил день, когда ножки его держали не подгибаясь. Наступил день, когда он сделал слабый, но рывок. Наступил день, когда в сарае, опираясь спиной на ладони матери, сделал слабый, но шаг. Пора собираться.
С годами мыслями возвращаясь в тот этап жизни, она всякий раз благодарит, что этот период пришелся с мая по жаркий октябрь. Она была уверена, что чудо произошло благодаря морю и солнцу.
Она вернулась с сыном в город, откуда все начиналось. Город мамы. Город, где ее ждал сын. В этот же день пошла к Марине. Дверь отворила ее мама, которую не узнать. Седая. Впавшие глаза. Махонькая. Сухонькая.
– Дина… Диночка… – слова глухо упали вниз.
– Нина Андреевна, здравствуйте. – Дина вдруг не смогла произнести ни слова. Стало душно. Страшно.
– Проходи. – Слегка качнувшись, Нина Андреевна посторонилась.
– Нина, кто пришел?
– Не волнуйся, Коленька, это Дина.
– Дина? Кто это?
Нина Андреевна, провела Дину на кухню. – Диночка, чай?
Дина отчего-то все не спрашивала про Марину с Ванечкой. На столе одиноко стояла ваза с вареньем из прозрачных ранеток на ветке. Чай остыл. Покрылся холодным неприютным налетом зелено перламутрового оттенка, как у мухи падальщицы. Дина с ужасом слушала тихий рассказ Нины Андреевны. Провожая взглядом движение истончавшейся кожи рук. Изогнутые пальчики теребили, разглаживали вязанную крючком скатерть,
