подняться. При этом не упустил шанса представиться, в чём никакой нужды не было; Людмила подтвердила это взглядом, когда он назвался.
– Чернышев Евгений. Можно Женя!
– Лучше забирай своих собутыльников, и шуруйте со двора.
– Да они вовсе не мои – и поняв, что слушать женщине его нелепицу не интересно, поспешил добавить – Мы, буквально час назад познакомились, скинулись, вот и решили отметить Новый год. Говорила мне мама – не пей с незнакомыми людьми!
Между тем «обмылок» помог очухавшемуся здоровяку встать на ноги; они поплелись со двора, часто многообещающе оглядывались в их сторону, как бы намекая – ничего, подожди, мы с тобой ещё встретимся. Но мужчина не обращал на них внимания, он, похоже, вообще забыл об их существовании.
Он поднял метлу, проверил, цела ли, протянул Людмиле.
– Спасибо, что вступились за меня – сказал новый знакомый.
– Это следствие моей глупости – не тая сарказма, заметила Людмила и взяла метлу.
Тут Чернышев увидел на скамейке посверкивающую стеклом, початую бутылку водки. Почти половина! Предусмотрительный здоровяк оставил её дожидаться, будто девушку в безопасном месте. Бутылка притягивала взгляды Чернышева, манила. Манила не только красочной этикеткой. Чернышев смутился, глянул в сторону поверженных собутыльников, те стояли на углу дома, напряжённо следили за ним. Проводить свою защитницу, а потом вернуться за бутылкой? Мучения от собственной нерешительности и шанса лишится доброй дозы спиртного, мгновенно отразились на его лице.
– Трофеи победителю – Чернышев, наконец-то, перемог смущение и торопливо сгрёб бутылку. Потом, всё так же, чувствуя какую-то страдальческую неловкость, постарался спрятать бутылку в глубокий карман куртки, но карман оказался не настолько вместительным: горлышко предательски высовывалось наружу. Он так и брёл за Людмилой; прятал бутылку, прятал глаза, смущённо улыбался. У самых ворот Людмила оглянулась:
– Что, трубы горят?
Чернышев расслышал в её голосе больше сочувствия, чем брезгливости, это его несколько успокоило от нравственных терзаний.
Он сделал неопределённый жест: пусть сама решает, каково ему; содержимое бутылки уже лишило его покоя; на душе скреблось, царапалось невыносимое желание опохмелиться.
Людмила собралась перед самым его носом закрыть на замок ворота, ключ достала, но отчего-то помедлила; вид у Чернышева был жалостливый. Она спросила:
– А что ты сразу своих собутыльников не отмутузил, вообще вся бутылка тебе бы досталась!
– Несправедливо как-то – заметил он
– Хм! «Несправедливо». Где ты справедливость видел в наше время? Тоже мне – рыцарь печального образа. Закусить-то есть чем? Или так, без закуски, привычнее?
– От апельсинки не отказался бы.
Людмила не сразу поняла, при чём здесь апельсины. Но проследив за
