решительно никаких надежд на то, что я когда-нибудь смогу сюда вернуться. Сказать, что я тогда многое понял, было бы сильным преувеличением. Но первая – не «туристическая» – поездка в Париж если и не открыла мне глаза, то заставила всерьез задуматься об очень многом. Париж оставался для советского человека (даже там побывавшего) воспоминанием о прошлом и становился мечтой (скорее всего, несбыточной) о возвращении в него. Но он уже перестал быть недосягаемой сказкой, он оказался реальным, осязаемым. Он существовал.
Бульвар дю Пале
Каждый раз, проезжая на автобусе через двор Лувра мимо прекрасных сверхсовременных полупрозрачных пирамид (кто думал о подобном в начале 1970-х?!), я вспоминаю с болезненной отчетливостью: незадолго до возвращения в августе 1972-го совершал я этот уже привычный путь, смотрел направо, вдаль на Триумфальную арку, угрюмо прощаясь с Парижем, не рискуя и мечтать, что когда-нибудь сюда вернусь. Но внезапно почти белое, низкое, «платиновое» солнце плеснуло в автобусное окно и почему-то показалось: мне возвращают надежду. Это солнце за Триумфальной аркой не обмануло меня.
Я возвращался в Париж снова и снова – в книгах, размышлениях и – главное – в реальности (хотя Париж всегда – не до конца реален!). И с тех пор сами мои путешествия – важнейшие события моей жизни – волшебным образом переплелись с путешествиями внутри времени и пространства самого Парижа. И возвращение на ту или иную улицу стало и возвращением в собственное прошлое и в прошлое Парижа, равно как и в его настоящее; и проживанием нынешнего дня, и столь же хрупкой, сколь и неизменной надеждой на возвращение.
Площадь Вогезов
Под аркадами Королевской площади
…Удар копья Монтгомери сотворил площадь Вогезов.
Любое «знакомое до слез» место в Париже невольно и навсегда связывается в моем сознании с определенным временем, событием, ощущением. Королевская площадь – не исключение, я слишком много бродил по ней и в воображении задолго до приезда во Францию, и в каждый свой приезд. Но все же именно давнее и первое свидание с нею – особый и ни с чем не сравнимый сюжет.
Париж открывается тогда и как хочет он сам, согласно таинственному ходу вещей, случайностей, восприимчивости наблюдателя и собственным прихотям. В Париж и его прошлое входят через разные порталы, случается, и через потайные двери, и «память сердца», о которой писал Батюшков, властно стучится в сознание. Да что говорить – ведь сам город более всего принадлежит XIX веку, но не с него же начинать рассказ. Восприятие и познание Парижа – непростое ремесло, и здесь надобно доверять случайности, интуиции, причудам собственной памяти и, конечно, самому городу.
Площадь Вогезов
Прошло
