развернулся, – и стал угрюмым сервантом с вращением вокруг своей оси. «Да, малоподвижен, как физически, так очевидно и интеллектуально, – главное, не реагировать на его провокации», – настроил я себя, пока преодолевал до него дистанцию двадцать пять метров.
Встретил он меня ничуть не приветливее своего пса. Причем пса по кличке Бабадук представил, а себя – нет. Аналогия приезда пушкинского Дубровского к Троекурову. Хотя, если бы меня попросили разгадать родословную, скорее отнес бы его к потомкам Собакевича.
Пса уже не было. Поэтому хозяин произвел замер гостя презрительным взглядом и вместо «Добрый день и час!» двинул фразу «Где тебя носит?» Ничуть бы не удивился, если бы после этой фразы он отшлепал меня как нашкодившего шалуна. Заметно было, что при повадках бегемота, он обладает агрессией носорога.
– «Хёндай»?
– Чтобы не светиться, – ответил ему, как мог бы ответить шпион шпиону, со всей серьезностью и убедительностью.
Мы были в окружении массивных деревянных строений, среди которых возвышался трехэтажный терем. Все строения были разукрашены в стиле лубка героями русских сказок и басен, Илья Муромец, Жар-птица, Емеля на печи, Волк с хвостом в проруби, Заяц с морковкой.
Лесной детсад, прямо-таки.
У нас все началось, как в сказке. Наверное, как в сказке и закончится.
Хотя папашу можно понять: с его весом в два центнера и животом, который даст фору любому астраханскому арбузу, ему можно уже не разговаривать, а просто молчать, и все будет понятно.
Девушка в узбекском халате пробежала мимо с подносом и чашками для чая, тут до хозяина дошло, что к беседке он идет не один, и он начал брызгать на меня слюной как жук-бомбардир кипятком. Я уклонился, увеличил дистанцию и сделал ему комплимент о сохранении исконного русского стиля в архитектуре объектов. Он махнул рукой, типа, шагай за мной и помалкивай. Походка медленная, в раскачку.
Он наступал на грунт так, будто проверял, не провалится ли.
В беседке М.Е. продолжил хамоватый тон. Я понял, что этого любителя лубочного искусства уже не перевариваю. Несколько минут знакомства и уже не перевариваю. Папаша развалился на полбеседки. Глаза направил на пол. Щеки отвесил, будто к ним прикрутили аптечные гирьки. Грива жирных волос хаотично разбросал по голове, – ну, скажем так, сено в поле для просушки и то как-то аккуратнее выглядит. По выражению его лица я ожидал начала рассказа, но он принялся рукой смахивать крошки со стола.
Когда закончил, насупился, не хуже сыча на ветке, и начал с угроз в адрес «субъекта», как он выразился.
«Не знает, что подписал себе приговор». «Плакать будет кровью». «Поймаю, – скормлю собакам». Правда, не использовал «Пасть порву» и «Моргалы выколю».
При этом потерпевший не интересовался моей реакцией. Кое-какие меры согласно его пониманию ситуации,
