окрестных городах.
Когда поиск не дал результатов, рядовому хватило благоразумия умолчать об этом, и тогда его командир и боевые товарищи посчитали, будто он остался на посту, поскольку не увидел перед собой ничего подозрительного. Это принесло ему заметное облегчение – в любом случае «отличился» он тем, что единственный из всех не сбежал.
Однако рядового Грейрока не удовлетворили результаты поиска, и на следующий день он попросил разрешения выйти за линию часовых, каковое генерал охотно ему дал в счет проявленной накануне отваги. Рядовой отправился на свой пост, сказал часовому, что потерял кое-что (не сильно погрешив против истины), и возобновил поиски человека, которого он предположительно застрелил и теперь надеялся выследить по следам крови.
Но и днем удача не сопутствовала ему: прочесав обширный участок леса и дерзко проникнув на территорию противника, он сдался, уселся у корней большой сосны, где его и застало начало нашей истории, и погрузился в разочарованное раздумье.
Разочарование Грейрока происходило не от гнева жестокой натуры, упустившей жертву своего кровавого деяния. В больших честных глазах, тонко сжатых губах и на широком лбу молодого человека читались совсем другие переживания, как и прямота, чувствительность, смелость и разумность, свойственные его характеру.
«Я расстроен, – говорил он себе, сидя в золотой дымке, окутавшей подножие деревьев, подобно водам призрачного моря, – расстроен тем, что не могу найти тело человека, павшего от моей руки! Неужели я, исполняя долг часового, желаю при этом непременно отнять человеческую жизнь? Зачем мне это? Если нам и угрожала опасность, мой выстрел предотвратил ее; именно это от меня и требовалось. Нет, я действительно рад, что ни одна жизнь не была погублена без нужды. Но я поставил себя в двусмысленное положение. Я удостоился похвалы начальства и зависти товарищей. По всему лагерю носятся слухи о моей отваге. Это несправедливо: я не трус, но меня хвалят за то, чего я не совершал или, напротив, совершил. Все думают, будто я храбро остался на посту, не тратя патроны, хотя именно я открыл стрельбу и остался на месте во время общей тревоги, потому что не знал, куда бежать. Так что же мне делать? Сказать, что увидел врага и выстрелил? То же самое сказали остальные, но им никто не верит. Сказать правду, которая подорвет веру в мою смелость и будет похожа на ложь? Ох, как же я влип. Господи, помоги мне найти того парня!»
С этим пожеланием рядовой Грейрок, которого наконец одолела истома осеннего полудня и убаюкало жужжание снующих в зарослях насекомых, настолько позабыл об интересах Соединенных Штатов, что позволил себе задремать, презрев опасность быть схваченным. И ему приснился сон.
Во сне он был мальчишкой, живущим в далеком прекрасном краю на берегу великой реки. По ней величественно ходили высокие пароходы, увенчанные башнями черного дыма, который предупреждал об их появлении задолго до того, как они преодолевали излучину, и повторял их
