идти на него, но я посоветовала:
– Иди. Потому иди, что отсутствующий всегда виноват.
И шло собрание аж шесть часов. Кулешовский, зав. отделом культуры, сказал в выступлении, что статья Качанова пользы никакой не принесла, а только потешила обывателей, а Платон взъерошился:
– Так Вы что, против гласности? Пусть она будет где-то там, но не у нас?
А резолюцию приняли такую: статья в основном объективная… но художник Бенцель потом говорил Платону, что не ожидал такой резолюции, так как руководством накануне была подготовлена совсем другая, – осуждающая.
Лида радуется, когда захожу к ней в проявку, – видит, наверное, в этом поддержку себе, – ведь многие в Комитете похихикивают над ней, что верит в Бога, а она только улыбается им в ответ. А директор радио телецентра намекнул ей как-то, чтобы помолилась за него, если помрет. Может, чувствует свою вину перед ней за то, что развел ее с мужем?
А дело было так: когда после смерти матери Лида вступила в секту баптистов, то он чуть ли не каждый день звонил начальнику ее мужа, чтобы тот через него повлиял на жену.
И «дозвонился». Муж, наконец, заявил Лиде: «Или Иисус, или я».
И она выбрала Христа.
Летучка. Вхожу.
– Ты обозревающая? – спрашивает Володя Анисимов.
– Нет, Володя. Сегодня я – подсудимая.
Потому, что знаю: обозревает редактор Ирина Носова и будет мстить за то, что на прошлой летучке разбомбила ее просоветскую передачу.
И впрямь, уже говорит. И говорит медленно, зло:
– Очень жаль, что все три передачи были одного режиссера. Особенно плох был «Край родной», ведущий – Качанов. Ну… – и картинно вздыхает: – Не знаю, что и сказать… – делает наигранную паузу. – Я же вычеркнула целые абзацы из его сценария, а он оставил их! Да и вообще: он же ничего не понимает в живописи, а берется рассуждать… —
Ей поддакивает Ильина, «снабженец» нашего начальства продуктами и винами из обкомовского магазина, в котором работает ее мать, и сейчас сидит она рядом с председателем Комитета Корневым и все что-то нашептывает ему, зло поглядывая на меня, а когда Носова кончает, Валентин Андреевич вдруг итожит:
– Да, передача «Край родной» – прокол на нашем телевидении. Ее нельзя было давать в эфир. Ведь Качанов в ней говорил, что памятники надо ставить не героям гражданской войны Щорсам и Чапаевым, а таким, как купец Могилевцев4, который, якобы, до революции для города строил дома и церкви.
Никто не перечит. И Корнев сворачивает летучку.
Иду на улицу. Чувствую, что никак не смогу справиться с лицом: горит, напряжено, – ну, прямо маска скорби! Хожу взад-вперед возле березок, пытаюсь успокоиться. Присаживаюсь, рассматриваю хлопочущих муравьев на асфальте: как шустро бегают туда-сюда, туда-сюда! А этот-то, этот… какое бревно тяжелое тащит!.. тяжело, поди…
Но слышу: зовут просматривать так раздразнивший их «Край родной».
Павел Семенович Могилевцев. В 1892—1902 гг. – председатель и член Брянской городской Думы. За благотворительность был награжден золотой медалью, а затем орденом Св. Анны. В 1905 г. по указу Правительствующего Сената от возведен из купцов в потомственные граждане г. Брянска с женой Зинаидой и дочерью Валентиной.
