по рту, даже жевать не надо.
В общем, я наелась мягких ранеток, а твердые привезла Кире. Мы долго думали, резать их или варить так, целыми. Решили все-таки целыми, с хвостиками. Брали ранетки, аккуратно протыкали зубочистками и складывали в большой железный таз. Получилось много маленьких красных горошин с хвостиками.
– Яблоки для кукол, – сказала я.
– Точно, – согласилась Кира.
Из вчерашней истории со Степой, шарфом и Марковым она ухватилась только за Грибоедова.
– А ты знаешь, что у него есть два чудесных вальса?
– Нет, я только знаю, что он был масоном и дипломатом. – И еще громче стала мешать ложкой в тазу.
– Сейчас я поставлю, ты должна это слышать! – кричит мне Кира уже из комнаты.
Я слегка на нее обиделась: из всего, что я с такими подробностями выболтала, заинтересоваться лишь Грибоедовым и его вальсом! А потом звучит грустная фортепианная музыка, все начинает кружиться, и Кира рассказывает мне о Нине Чавчавадзе, Черной розе Тифлиса.
Оказывается, Грибоедов женился на Нине, когда ей было столько же, сколько мне сейчас, – пятнадцать!.. Через несколько месяцев после венчания его убили в Персии, а она больше никогда не вышла замуж.
– Разве так бывает? – спрашиваю я.
– Все бывает, если любишь по-настоящему.
– А у вас со скрипачом – по-настоящему?
Кира молчит, накладывает в вазочку тягучее варенье с разбухшими ранетками, и я больше ни о чем не спрашиваю.
Дома никого, мама снова допоздна у художника. Я смотрю в окошко на Гертруду с протянутыми вверх ветками и о Степе почти не думаю. Перед сном забираюсь на кровать с ноутбуком и набираю в поисковике «Нина Чавчавадзе». Выскакивают картинки с серьезной черноволосой девушкой. Грузинская княжна печально смотрит на меня с монитора и укоризненно говорит: «Ну как же так. Грибоедов, великий русский писатель, автор двух вальсов, а ты запомнила только про масона и дипломата!..» «Ладно, ладно, не сердись, – оправдываюсь я, – конечно, великий. И про масона – это я слишком. Просто вчера был такой день». Княжна молчит, а у меня слипаются глаза. И даже когда я одним ухом слышу, как мамин ключ поворачивается в замке, сил встать уже нет.
Глава девятая
Воскресный обед
По воскресеньям я обедаю у отца. Он живет в соседнем доме, но встречаемся мы только в выходной. Так уж случилось, что, когда я пошла в первый класс, родители развелись. Не ссорились, не кричали друг на друга, а раз – и развелись. Так бывает. Просто сначала люди хотят жить вместе, а потом уже не хотят. И нечего здесь трагедию разводить.
Отец преподает в университете зарубежную литературу. Он у меня профессор. С мамой они познакомились на втором курсе. Однажды я от безделья раскрыла толстый «Справочник корректора» и наткнулась на фотографию: молодой папа, с огромной смешной челкой, в футболке и шортах, лежит на траве с открытой книгой в руках. Это его обычное состояние.
На пятнадцатилетие он подарил
