взором, в то время как слова Гойты, сказанные на прощание, звучали в его ушах: «Самые крепкие доспехи князь – это не те, которые делают оружейники, поверьте мне. Самые крепкие доспехи создает человеческая гордость, доведенная до абсурда. Тогда она побеждает и порабощает человеческий дух и отныне ведет его прямиком к гибели, неважно, к чему она направлена, к освобождению ли гроба Господня или к вполне объяснимому человеческому желанию сохранить в чистоте свое имя. Э-эх! Поклоняемся Господу, а в душе горды как Сатана!»
Перед отъездом из Мальборга князь Острожский был вновь приглашен на личную встречу с магистром. В конце официальной части беседы, посвященной последнему уточнению аспектов встречи короля и магистра в Плоцке, которая должна была состояться сразу же после праздника Тела Господня, Конрад фон Юнгинген вежливо, с долей несвойственного для него любопытства, поинтересовался, как понравилось польскому послу его пребывание в замке. Князь Острожский, в свою очередь, учтиво поблагодарил магистра за оказанный ему теплый прием, призванный, без сомнения, продемонстрировать добрые дружеские отношения, которые в настоящее время пытаются достичь могущественный Орден и сильное Польское королевство.
Усмехнувшись в усы велеречивости поляка, стремящегося словно пародировать принятый при орденском дворе дипломатический этикет образца Священной Римской империи, Конрад фон Юнгинген доброжелательно спросил:
– Каковы ваши личные впечатления от пребывания при моем дворе, князь? Вам понравился Мальборг?
– Великолепный замок! – честно ответил поляк. – В военном отношении просто идеальный. Весьма впечатляет. Но, на мой взгляд, слишком мрачноват. Хотя возможно, это потому, что я – человек светский.
Великий магистр согласно наклонил голову.
– Я слышал, вас весьма благосклонно приняли гости Ордена, европейские рыцари. Только вчера маркграф Бранденбургский рассказывал мне о ваших глубоких познаниях в военном деле, а посланник его высочества герцога Бургундского отпускал комплименты вашим дипломатическим способностям и превосходному французскому.
– Да, ваша светлость, – чуть улыбнувшись, согласился молодой князь, – в этом отношении я нахожу пребывание в Мальборге чрезвычайно приятным. Более того, если уж мы заговорили об этом, я могу назвать его незабываемым.
– Надо полагать, большая заслуга в том принадлежит фройлян Эвелине Валленрод? – невинно заметил Конрад фон Юнгинген.
Поляк удивленно приподнял бровь, а затем покачал головой и посмотрел на великого магистра. Конрад фон Юнгинген, удобно устроившись в кресле, слегка барабанил пальцами по подлокотнику. В глазах его, устремленных на молодого человека, сквозила добродушная насмешка.
– Отдаю должное вашей проницательности, ваша светлость, – ограничился нейтральным замечанием Острожский.
Магистр уже откровенно улыбался.
