размышлял Альберт. – А если устрелял куда-нибудь, то обойдусь и один. Пожалуй, одному даже лучше. Телек посмотрю или почитаю, а то и попишу. Стих интересный в дороге привязался, про старушку эту, которую мы в горах кормили. Странная она такая, живёт всё время одна, а одиночества в ней ни на грош. Помнится, когда я её спросил об этом, она даже удивилась: „Какое может быть с Богом одиночество? Ты разве не видишь, что он здесь совсем рядом, вон над той скалой за облаком, видишь?“. И, кажется, Альберт даже уловил какие-то характерные серебряные очертания. Впрочем, на высоте более трёх километров могло и пригрезиться. И как она там всё время живёт в разреженном воздухе? Вроде, русская, на стенах иконы, но на столе – Коран. Иногда крестится на угол, но про Шамиля говорит, как про своего сына. Впрочем, и их нынешний президент когда-то воевал с нами. Эх, Ельцин, Ельцин, что ты натворил, горький пьяница! Сколько правильных пацанов из-за твоей глупой спеси полегло и с той, и с другой стороны! И песня эта, которую мне пленные чеченцы пели, всё вертится в башке: „Шамиль ведёт отряд!“. И в Донецке иные из них сейчас за русских воюют. Да, и Ельцин двояк. Демократичней его не было, нет и не будет. И журналистам уже не жить так, как при нём. Увы, всё в этом мире переменчиво и зыбко!» – Уже вслух досадливо охнул Альберт и ловко подрулил к гостинице. Здесь на вахте он узнал, что Семён недавно вернулся от какого-то местного милицейского чина и попросил его пока не тревожить. Видно, сидит что-то обдумывает. Получив ключи от номера и поднявшись на второй этаж, Альберт хищно втянул голодными ноздрями излюбленный им запах свежей ухи. Однако, подумал он, не иначе кто-то готовит прямо в номере. Интересно, из чего? Вроде, речной рыбой тянет, причём, недавно выловленной. Раз так, то и мы что-нибудь спроворим в скороварке. Альберт и в самом деле взял в командировку миниатюрную немецкую скороварку, которую ему подарили в мэрии, после того, как он хитро воспел велопробег в соседнюю область, в котором участвовал сам стопятидесятикиллограммовый городской глава.
В номере было вполне уютно. Правда, телевизор стоял старого образца, а на шторах имелся видимый глазу налёт пыли, но в остальном всё вполне соответствовало статусу гостиничного полу-люкса районного городка. Шкаф, тумбочка, антресоли и кровать тёмной полировки, на стене целых две экспозиции: на одной – красивая осенняя опушка в духе Левитана, а на другой – лесная же река в духе Шишкина. Был тут и штекер под Интернет, и двойная розетка, и приятный коврик на ламинатном полу. Подушек – целых две, а от идеально выглаженного белья пахло дорогим порошком и даже каким-то консервативным ароматизатором, что Альберта поразило особенно, потому что его прежние обонятельные опыты на периферии ограничивались либо душераздирающим амбре цветочного одеколона, либо антимолью, а то и вообще каким-нибудь суровым клопомором типа «Корбофоса» или «Дустина». Альберт разобрал сумку и разложил её содержимое по полкам шкафа и ванной комнаты, а ветровку и выходные брюки
