Но буквально через пятнадцать минут всё окрест осветилось всполохом большого пожара. Изба занялась так быстро, как будто на неё вылили пару вёдер бензина. Вместе с соседками он подбежал к полыхавшей избе, но было уже поздно. Ещё через минуту-другую рухнул конёк, а от пожарища явно пахнуло горелой плотью. Почему кричала Никулина, он точно не знает, но предполагает, что сошла с ума от горя и одиночества. В июле в Городе в автомобильной катастрофе погибла её единственная дочь. Незамужняя и бездетная, она всю жизнь учительствовала, а потому приезжала в Незасыпайку к одинокой же матери почти на всё лето. Свихнулась, не перенеся внезапной утраты, и подожгла свою избу, считает свидетель, а выйти наружу, может, не успела, а, может, и не захотела. А через сутки в Незасыпайке сгорел ещё один дом, девяностолетней Дарьи Самолётовой. Это случилось в сильную грозу, вечером, когда, как утверждает гостивший у соседей младший школьник из райцентра, по деревенской улице летали шаровые молнии. По всей видимости, одна из них и запалила крытую тёсом пристройку. Но глухая хозяйка (все в деревне её так и звали – Дарья Глухая) этого не услышала, а продолжала хорониться от грозы за печкой. Здесь на топчане и был найден её обгоревший труп. Читая другие протоколы, Альберт также нигде не нашёл ни слова о насильственной смерти и каких-то там простынях, которыми, по словам Линдмарка, якобы привязывали старух. Посовещавшись, командировочные решили разделиться: Семён направится к пожарным, а Альберт – в следственный отдел.
– Тихариться не имеет смысла, – заключил журналист. – Тебя срисовали ещё возле озера, а про меня наверняка стукнули из Города, раз наружку приставили. Поэтому составляем общую картину – и в дорогу. Чую я, нам тут только мешать станут и с толку сбивать. И потом, если я прочту ещё пару таких протоколов, то отправлюсь бить морды всем этим местным сыщикам, мать их…
– Наша задача, Альберт, ещё раз сверить показания следователей и пожарных. Для начала хотя бы точки зрения этих двух уважаемых контор. – С иронией в голосе заключил Семён.
– Да, точки зрения у них могут быть разными. Прокурора Тремайло вот-вот в Город заберут, на повышение, а командира пожарных расчётов Густомесова за мордобой при исполнении отправят на пенсию. – Выразил своё компетентное мнение Альберт.
– Вот, пока не отправили, я его и навещу, – заторопился капитан. – Если не в отъезде, конечно.
– А куда ему нынче ехать? – Подбодрил полицейского журналист. – Ещё наездится на пенсии-то. Вот прокурора повидать проблемнее будет! Он сейчас таких, как я, за версту обходит: как бы чего не вышло! И вообще, прокуроры, Семён, это люди особого свойства. Помнишь, Собакевич у Гоголя в «Ревизоре» своего уездного, ну, то есть районного, прокурора как охарактеризовал?
– По-свински как-то. Собакевич, помнится, ни о ком слова доброго не молвил, но гадать не стану, а точно не знаю. – На лице капитана появилась
