он вдруг встрепенулся, втянул в себя воздух и закричал – громко и пронзительно. А потом, почуяв на губах материнское молоко, жадно присосался к груди.
От сердца у Иринушки отлегло, она улыбнулась и посмотрела на повитуху победным взглядом.
– Не зря я мучилась, бабушка Пелагея! Жива моя доченька! – прошептала она.
Старуха всплеснула руками и заохала, запричитала от радости.
– Ох и девку ты народила! Ох и пронырлива будет! Едва родилась, а уже обманула старую бабку! Ну хитра!
Она подошла к Иринушке и погладила шершавой ладонью светлые волосики новорожденной девочки, похожие на легкий пух.
– А я уж решила, что тебя Бог за прошлый грех наказал, – прошептала старуха.
От этих слов щеки Иринушки вспыхнули огнем, она отвернулась в сторону и резко проговорила:
– Типун тебе на язык, бабушка Пелагея!
Повитуха помолчала, потому вздохнула тяжело.
– Эту-то девку себе оставишь, али как?
Иринушка резко повернула голову, обиженно поджала подбородок и воскликнула:
– Да что ты такое говоришь, бабушка Пелагея? Конечно, себе! Я ведь теперь замужняя жена! Васенька мой ребеночка пуще меня ждал! Пузо мое каждый вечер гладил. Вот вернется с ярмарки, порадуется дочери!
Старуха снова горестно вздохнула и покачала головой. Пошептав заговор на вышедший послед, она бросила его в печь. Потом обмыла руки, накинула на голову темный платок и направилась к двери. Остановившись у порога, она обернулась и тоскливо произнесла:
– Ту-то девчонку жалко. Крепкая, здоровенькая, чернявая такая была. А эта еле выползла из тебя, бледная, как поганка, еще и полудохлой оказалась.
– Забудь уже об этом, бабушка Пелагея. Я давно позабыла, и ты забудь, – строго проговорила Иринушка.
– Да как же забыть-то? Не забыть мне об том никогда! Я ее своими руками свету божьему показала. Вот помру, она мне там встретится и поколотит за все свои мучения!
Старуха указала пальцем вверх, насупилась сердито.
– Ох, бабушка, я тебе так скажу – не смей больше говорить про нее. Васенька коли узнает – прибьет меня, не пожалеет! Он у меня знаешь какой ревнивый!
Повитуха еще сильнее надулась.
– Больно мне нужно в ваши дела лезть! – пробубнила она. – Только вот не знаю, какой ты будешь матерью, если так легко свои чувства из груди выдираешь.
– Не переживай, бабушка Пелагея, я буду хорошей матерью. Честь по чести свою доченьку воспитаю, выращу, все для нее сделаю.
Махнув рукой, старуха сгорбилась и торопливо вышла из дома.
Иринушка недовольно скорчила пухлые губы.
– Вот ведь дура старая! Зачем только снова припомнила все?
Но взглянув на светленькую девочку, уснувшую на ее груди, она изменилась в лице. Глаза ее прояснились, наполнились нежностью. Склонившись к маленькой головке,
