лотки, но ничего не покупал, хоть торговцы и зазывали его. Ноги сами привели к суконной лавке. Чэнь Ло остановился у витрины, где колыхались на ветру отрезы тканей, уже выцветшие и линялые. Торговка зазвала его внутрь:
– Молодой господин, присматриваете что-то для себя или зазнобушке?
Шкафы ломились от рулонов тканей, на распялках висела разная одежда.
– Цзяньсю, – сказал Чэнь Ло.
Торговка окинула его цепким профессиональным взглядом, оценивая прежде всего достаток покупателя. Аптекари, она знала, не бедствуют, но этот явно был пришлый, не из Чанцзяна – вон какие запыленные сапоги. А странствующие аптекари ничем не лучше бродяг. Однако же глаз у торговки был намётан. Аптекарей легко отличить: пальцы у них выжжены или насквозь пропитаны травяным соком. У этого же юноши руки чистые, пальцы никогда не знали воды[23], да и держится он не как простолюдин. Как он ровно держит плечи, как вскинут его подбородок – воплощённое достоинство!
– Не слишком дорогое, – добавил Чэнь Ло, заметив её взгляд, – я стеснён в средствах.
Торговка покивала, многозначительно ему подмигнув. Причин, по которым молодые господа из богатых семейств переодеваются невесть во что и пускаются во все тяжкие, превеликое множество. А поскольку этот юноша так хорош собой, догадаться труда не составило: дело наверняка в женщине! Запретная любовь или что-нибудь в том же духе.
То, что она ему подмигивает, Чэнь Ло не понравилось. Он принял это за двусмысленный намёк.
Торговка живой рукой разложила перед ним на прилавке несколько цзяньсю. Чэнь Ло, прихватив подбородок пальцами, присмотрелся к каждому. Торговка озвучивала цену, когда он указывал на какую-то из одежды. Разумная цена, но всё же неподъёмная для кошелька Чэнь Ло.
– А эта? – спросил он, указывая на чёрное цзяньсю. Оно сразу ему приглянулось, но указал он на него в последнюю очередь, поскольку расшито оно было дорогими серебряными нитями. В одежде Чэнь Ло разбирался, так что мог сказать, что оно необыкновенно дорого. Для чего торговка достала и его?
К его удивлению, торговка ответила:
– Четверть связки монет.
– Так дёшево? – поразился Чэнь Ло и оценивающе пощупал рукав цзяньсю, подозревая, что ткань может оказаться ветхой. Но ткань была новёхонькая.
Торговка замялась, но потом сказала:
– С покойника, потому и дёшево.
Суеверия не позволяли людям носить одежду, снятую с мертвеца. Считалось, что это приносит несчастья и вообще плохо влияет на карму.
– А как он умер? – осведомился Чэнь Ло.
– Утонул. Хлебнул лишка и свалился в реку. Когда вытащили, уже захлебнулся.
– А почему одежду не забрала родня? – удивился Чэнь Ло. – Как она оказалась в суконной лавке?
– Пришлый был. Труп никто не забрал, так и лежит в морге. Деньги с продажи его шмотья на похороны и пойдут.
Чэнь Ло покачал головой. Суеверным он себя не считал, но всё
Пальцы никогда не знали воды – метафора для человека благородного происхождения.
