Виктора на полной скорости сбила мать с ребенком аккурат около ворот его клиники. Случился небольшой скандал, после которого Ухтомский уволился, потому что ужасную аварию видели пациенты, среди которых нашлись активисты. Но даже не это было самым неприятным: едва наехав на ребенка, водитель заблокировал все двери и хладнокровно доехал до гаража больницы.
Оказывается Виктор какое-то время находился под следствием, успел лишиться всех своих постов, но даже несмотря на это аварию ему в Петербурге не простили.
Я медленно поднимаюсь с постели и бреду чистить зубы. Опубликованное Настей попросту не хочет укладываться у меня в голове. Тот Виктор, которого я помню, кажется, был самым честным человеком из всех, кого я знала. Он не терпел лжи и сам никогда не обманывал. Боролся за жизнь каждого ребенка, который попадал к нему в руки. Не раз на работе ночевал, если было нужно.
Сплевывая пасту и в раковину и смотрю как белые разводы уносит вода.
Он просто не мог стать другим человеком за эти девять лет.
Выпрямляюсь и смотрю на собственное отражение, замечая, что от щек отлила кровь. “Люди меняются”, – звучит в голове. Но как мог Виктор превратиться из яркого и смелого врача в бесчувственную мразь?
Настя что-то напутала – когда я выхожу из дома, я уже почти в этом уверена. Наверное, мой вчерашний рассказ подвиг ее думать о том, что Виктор плохой. Да, у нас с Ухтомским случилось больше, чем недоразумение, но вот это все – я смотрю на свой телефон – даже учитывая то, что подруга наверняка старалась меня защитить, явно слишком!
Сажусь в автобус, укутываясь шарфом и водружаю на голову наушники. Я всегда езжу так и знаю, что напоминаю подростка. Бабушки в транспорте пару раз делали мне замечание, несмотря на то, что мне уже двадцать семь.
Но сейчас не до этого. Импульс, который мне придала Настя заставляет наконец познакомиться с прошлым Ухтомского, о котором я старательно пыталась не думать все это время.
Когда надо, я тоже хорошо ищу информацию. Сорокапятиминутной поездки мне хватает с лихвой.
Выходя на нужной остановке я набираю Насте, но, к сожалению день журналиста начинается далеко не в восемь тридцать, как у меня. Думаю, что оптимально назвать одиннадцать утра, час, когда Берг наконец вылезает из кровати.
– Черт! – вырывается у меня, потому что ни один из моих десятки звонков, сделанных по дороге от остановки до больницы, не помогает.
Очевидно, телефон Насти на беззвучном.
Я останавливаюсь у проходной и набираю сообщение в телеграмм.
“Настя, это похоже на заказуху. Ты не боишься, что тебя обвинят в клевете???”
Пока что это максимум, на который я способна. Оглядываюсь по сторонам, облачко пара вылетает изо рта. И тут только понимаю, что Олег ничего не написал с утра. За полтора года у нас стало доброй традицией добираться до здания больницы вместе. Мы с Олегом всегда встречались на проходной. Ну а если он не мог приехать, то предупреждал.
Каждый божий раз Демченко приносил
