помощи, громогласно объявил следующее:
– Мои полномочия на этом всё!
И посиневшие от напряжения пальцы отпустили канат. И на укатанную в асфальт дорожку, с четырёхметровой высоты рухнуло ста двадцати килограммовое тело. Все, кроме пана Яцека, ахнули. А Людгарда Бузек ахнула громче всех, чего пан Яцек не мог не отметить.
Склонившись над распластанным телом, Качмарек смотрел в широко открытые глаза помощника и умолял не умирать, не дождавшись скорой, которая приедет с минуты на минуту, правда, в том лишь случае, если у кого-то появится решимость её вызвать.
– Ну, чего же вы стоите! – Завопил Влодьзимеж стоявшему рядом пану директору в тот момент, когда глаза пана Яцека закрылись.
Но пан Фабисяк его не слышал: с ужасом глядя на раскрошившийся от удара асфальт, он думал о Шпильке.
– Прав был отец. – Тихим и слабым голосом пробормотал неприлично отъевшийся Мулярчик, чуть приоткрыв глаза.
– В чём именно? – Чуть не плача, спросил его Качмарек.
– Нет хуже проклятия, чем начальник дурак.
По идее, Влодьзимеж мог бы оскорбиться, но, в связи с тем, что с недавних пор считал себя исключительно одарённым человеком, решил, что данное утверждение, скорее всего, направлено в адрес пана Тадеуша, о чём последнего тут же и уведомил. Намерения обидеться у Фабисяка не появилось.
– Пан Яцек прав только отчасти.
– Отчасти? – Язвительно спросил Качмарек, не как будто, а по-настоящему позабывший о том, что у его ног до сих пор лежит тело верного соратника. Живое, тёплое и, наверное, нуждающееся в незамедлительной помощи.
– Отчасти. Ибо, как известно, в этом мире всё относительно. И начальник всегда глуп, но только не по отношению к подчинённому, как рискнул предположить ваш товарищ, а по отношению к другому начальнику или, другими словами, к вышестоящему руководителю. А подчинённый, следовательно, всегда глупее начальника, иначе начальствовал бы сам.
– Хм. – Влодьзимеж скорчил брезгливую рожицу. – Правильно я вас понял, пан Тадеуш, что самым умным человеком в Польше является президент Америки? Однако.
– Я этого не говорил. – Сурово парировал Фабисяк. – Потому что президент Америки не живёт в Польше, а потому и не может быть в ней самым умным.
– Допустим. Тогда другой вопрос: насколько умнее себя теперешнего станете вы, пан Тадеуш, если уже завтра утром вас назначат министром образования?
– Как же вы меня достали. – Прервал только-только разгоравшийся спор, неприлично отъевшийся Мулярчик и сдавленно закашлял, что помешало ему сказать нечто характеризующее и Качмарека и Фабисяка.
Поднявшись, кряхтя, на ноги и отряхнув одежду от пыли и асфальтной крошки, он напомнил дискутантам, что пока они упражняются в эристике, по городу разгуливает особо
