в ступор. Будь у Качмарека чуть больше опыта в спорах, он, не найдя контраргументов, вывалил бы на директора миллионы тонн ничем необоснованного гнева, плевков в душу и прочей ерунды, а в конце указал на то, что объяснять что-либо таким как Фабисяк означает попусту терять время.
У неприлично отъевшегося Мулярчика сжало в груди, когда он увидел внезапно повлажневшие очи патрона и уголки плотно закрытого рта медленно сползающие вниз. А уж когда верхние передние зубы Влодьзимежа с частотой не менее чем девять раз в секунду принялись покусывать нижнюю губу, у пана Яцека не осталось сомнений: ещё немного и четыре человека, включая его самого, станут свидетелями бурной истерики. Примерно такой же, какая наблюдалась у Качмарека в тот день, когда полногрудая пани Плужек поведала ему об изломанной судьбе кота Шрёдингера.
И тут к неприлично отъевшемуся Мулярчику пришла мысль, что репутацию Влодьзимежа необходимо срочно спасать. Зачем? А затем, что вряд ли кому приятно сознавать, что в тебе видят лишь правую руку психически неуравновешенного абсолютного нуля.
– Могу сказать следующее, – заговорил пан Яцек, – я знаю Володю больше лет, чем ему на самом деле стукнуло. И знаю исключительно как выдающегося специалиста во всех областях, какие только известны человечеству, и если некоторые слова детектива и звучат, как откровенная дурь, то только потому, что он постоянно чего-то не договаривает, опасаясь, что его может услышать настоящий злодей. А с вас, пан Тадеуш, подозрения никто пока не снимал. Впрочем, как и с пани Бузек.
– Тогда, справедливости для, замечу, – спокойно ответил Фабисяк, – что она куда больше походит на преступницу, ведь именно у неё был всё это время ключ от сейфа!
Услыхавшая это пани Бузек взвизгнула, и сквозь рыдания заявила, что если бы с самого начала знала, что будет подозреваемой, то пошла бы в полицию.
– Вы, если хотите знать, два пожилых мерзавца! Думаете, я не знаю, что вы оба завидуете моей красоте и молодости, а потому сделаете всё, чтобы меня уничтожить! Скоты!
– Дура полоротая! – Крикнул ей снизу возмущённый подобными нападками пан Яцек. – Заткнись!
Учительница, мигом насупившись, и утерев слёзы, заметила, что неприлично отъевшийся Мулярчик геройствует только потому, что его «тучная физиономия» находится на безопасном расстоянии от её ногтей, а иначе бы он трусливо помалкивал в тряпочку.
– Ах, вот ты как, шалава, заговорила?! – Провопил пан Яцек. – Ожидай!
Помощник детектива, второпях поплевав на ладони, схватился за давно поджидавший его канат и решительно пополз вверх. Расстояние между ним и пани Людгардой стремительно сокращалось, что не могло не напрячь женщину, буквально вчера отвалившую половину нищенской учительской зарплаты на новёхонький маникюр.
– Да помогите же кто-нибудь! – Почему-то запричитал престарелый дедушка Ежи.
– Странно, что помощи просит именно он, а не эта дрянь.
