разработанному плану и уже через минуту у ног детектива колыхался конец каната, карабкаясь по которому брутальный неприлично отъевшийся Мулярчик должен был проникнуть в школу через ранее выбитое окно. Пан Яцек, уровень тестостерона в крови которого уж лет так двадцать был на том же самом уровне, что и у женщин его возрастной категории, и брутальность которого была скорее наивно приписана ему размечтавшимся начальником, чем существовала на самом деле, запричитал, что собственными ушами слышал, как Качмарек говорил, что преступник проник на второй этаж школы по лестнице!
– Я и не отказывался от этой версии, но, глубокоуважаемый пан Яцек, четырёхметровой штурмовки у меня для вас нет, а потому придётся довольствоваться тем, что пока ещё не украдено из спортзала завхозом Шпилькой.
– Вы игнорируете тот факт, – взял слово директор Фабисяк, – что злоумышленник никаких стёкол не бил. Стёкла были целыми во всей школе, пока за дело не принялись вы. И даже если выдать, как вы выразились, вашему помощнику штурмовку, по которой он без труда доберётся до окна на втором этаже – дальше ему не проникнуть, если он, конечно, не умеет проходить сквозь твёрдые предметы.
– А ему и не нужно обладать таким умением. Достаточно того, что окно уже разбито.
– Вами! Вами разбито, а не преступником! Ваш, так называемый, следственный эксперимент – профанация! Искажение фактов! Очевидно, что вор проник в школу не тем способом, что представляется вам! Ну, это же очевидно! Как и то, что не разбилось бы окно, брось пан Яцек камешек поменьше, как его и просили вначале! И почему вы, детектив, из сотен школьных окон выбрали именно это? – Не унимался пан директор.
Взбешённый выпадами в свой адрес, Влодьзимеж упрекнул Тадеуша в кретинизме и тотальном дефиците логики: да – злоумышленник не бил окон, как правильно было замечено, но ведь и неприлично отъевшийся Мулярчик бить их не был должен, как, опять же, отмечено было!
– Небольшим камнем, брошенным в стекло только лишь привлекалось внимание соучастника, дежурившего на заранее условленном месте, в обязанности коего и входило открытие окон! – Принялся объяснять детектив, – И, да – окно могло быть любым, в зависимости от того, какому предмету обучал школоту так называемый приспешник. Мною было выбрано то, за которым обычно заседает зоолог Журавский, но не потому, что я подозреваю только Журавского – на его месте мог оказаться любой, а потому, что Журавский когда-то прилюдно посмеялся над генетикой близкого мне человека.
– Молодца, внучок! – Заорал сверху престарелый дедушка Ежи, необходимость присутствия которого на следственном эксперименте для всех кроме Влодьзимежа была загадкой. – Души этих сволочей аргументацией!
– Насколько я помню, до этого момента ни о каких приспешниках речи не велось. – Нервно выдавил пан Тадеуш. – Появились они только сейчас и при этом чересчур внезапно. По странному совпадению в тот момент,
