но под напором неприлично отъевшегося Мулярчика вынужден был подчиниться.
Но и теперь пан Михал не превратился в надежду и опору для следствия, потому что в кутерьме позабыл, о чём у него спрашивали. А потому готов компенсировать причинённые им неудобства байкой о том, как двадцать лет назад он до того ловко рассчитал траекторию падения самоубийцы с крыши мэрии, что полицейским не понадобилось обводить тело мелом, ибо эта работа была проделана Боньчаком заранее.
Чтобы снять эмоциональное напряжение и вернуть утраченное спокойствие, Влодьзимеж решил прибегнуть к древнеиндийским практикам: набрал в лёгкие как можно больше воздуха, задержал дыхание и мысленно принялся считать до десяти, но на цифре четыре понял, что задыхается и того и гляди потеряет сознание. Качмарек никогда ещё не писал статей в научно-медицинские журналы, но теперь он просто вынужден будет это сделать, иначе откуда общественность узнает, что йоги – шарлатаны и авантюристы похлеще психологов. Правда, сделает это он в свободное от работы время, а сейчас ему нужно было дожимать Боньчака.
Детектив осмотрел класс, и ему в голову пришла мысль, что прямо здесь и сейчас он не только сможет осуществить давнюю школьную мечту, но и тонко унизить пана Михала, растрепавшего его нервную систему. Влодьзимеж прогулялся до учительского кресла и, удобно в нём расположившись, попросил сторожа к доске.
– А почему сразу я? – Обиженно спросил Боньчак, но, не выдержав сурового взгляда Качмарека, нехотя проковылял к доске.
С оказавшимся перед доской сторожем произошли удивительные метаморфозы – пальцы рук его мелко затряслись, лоб заметно сузился и покрылся мелкой испариной, а весь пан Михал будто стал на голову ниже. Изменений коснулась и скорость мыслительных процессов в голове Боньчака и теперь те же вопросы, на какие он бойко и без долгих раздумий давал развёрнутые ответы ещё десять минут назад сидя за партой, вводили мужчину в состояние похожее по всем признакам на инсульт. Сторож корчил мученическое лицо, приплямкивал в промежутках между протяжными М и Э, бросал умоляющие взгляды в сторону неприлично отъевшегося Мулярчика и грозил помощнику детектива кулаком за упорное неоказание помощи. Влодьзимеж прекрасно понимал, что происходит с Боньчаком. Он и сам когда-то считал, что уж в следующий раз его точно оттащат от доски ногами вперёд – такой ужас она на него наводила и, что немаловажно, начисто избавляла мозг даже от знаний нисколечко не связанных со школьной программой, от чего Качмарека не раз упрекали в склонности к бродяжничеству.
– Садитесь, пять. – Объявил детектив сторожу и если бы Влодьзимеж в довесок ударил по столу молотком, это и впрямь выглядело бы как оглашение приговора.
Приговора, немало удивившего как пана Яцека, многозначительно поднявшего пушистые брови так и Боньчака, озарившегося беззубой улыбкой. Откуда же этим двоим было знать, что Влодьзимеж, только что осуществил школьную мечту,
