детектив.
– Да-да. А потому было бы замечательно обсудить сглазу на глаз кое-какую проблему.
– У вас проблема?
– Видишь ли, вся эта ситуация в школе не даёт мне покоя. И, проблема заключается в моём благородстве. Я пообещал молчать, и мне было бы стыдно и перед тобой и перед пани Плужек поступиться принципами. Но, не знаю, отдаёшь ли ты себе отчёт в том, что событие самое что ни на есть серьёзное. И последствия могут быть очень серьёзными.
– Что вы от меня хотите?
– Информацию о ходе расследования. Пойми, Володя, и эти двое и тот, кто вскрыл сейф, должны сидеть! Они все одинаково опасны! Если я веду какое расследование, то только для того, чтобы в конечном итоге оградить общество от негодяев. А для чего ведёшь его ты?
– Они не негодяи. Они всего лишь хотели тихо и мирно отпраздновать свой профессиональный праздник. Негодяй тот, кто лишил их этой возможности.
– Так. В таком случае, что ты будешь делать с негодяем, когда его поймаешь?
На этот вопрос Качмарек ответить не мог, потому что до этого ни о чём таком не думал.
– Молчишь?
– А что я должен сказать?
– Хотя бы то, что ощущаешь долг перед обществом, а потому преступники окажутся за решёткой.
– Этого, инспектор, я вам пообещать пока не могу.
– Почему же? Или ты хочешь что-то взамен? А как тебе почётное председательство в быдгощском клубе любителей петуний? Могу посодействовать. Есть ещё разовое право на проезд за рулём рейсового автобуса в час пик в нетрезвом виде. Абонемент можешь подарить дедушке.
Обе возможности Качмарек, в кои-то веки не раздумывая, отверг. И вовсе не для того, чтобы продемонстрировать пану Людвику свою принципиальность: во-первых, в нём всё ещё была сильна память о школьном прошлом, и записываться в не просто ботаники, а в их председатели было ниже его человеческого достоинства. Во-вторых: идее с пьяной ездой по Быдгощу не доставало эксклюзива – после того, как автоинспекция решила, что для получения прав доставало умения завести транспортное средство, мало кто в городе не употреблял для храбрости, перед тем как усесться за руль.
– Большое спасибо вам, пан Людвик, но я, пожалуй, откажусь.
Смык, болезненно воспринимавший любые отказы, скорчил такое лицо, какое было у престарелого дедушки Ежи, когда тот по недоразумению опрокинул в глотку стакан концентрированной яблочной кислоты. Влодьзимеж прекрасно помнил, как зарыдал тогда старик, и если тогда юная ранимая душа выдержала, то не было никаких гарантий, что сегодня она, порастрепавшаяся за последние годы, не сломается под тяжестью хоть и чужого, но горя.
Схватив инспектора за руку, Качмарек попросил того не слишком огорчаться и заверил, что охотно поделился бы информацией, существуй она в природе. Поведал и о том, что единственным фактом
