Пирс, стараясь скрыть волнение под внешним спокойствием, отдал честь доктору Феллу. – Думается мне, есть к ним кое-какие вопросы, если вы не сочтете, что я вмешиваюсь не вовремя, сэр.
Боскомб выпрямился в кресле.
– Я прошел сюда, чтобы позвонить, – скороговоркой продолжал Пирс, расправляя плечи, словно готовился к выходу на футбольное поле (на другом конце которого его ждали сержантские нашивки), – до того, как этот джентльмен пришел за накидкой. Он снял ее вот с этого дивана, сэр. На диване лежали какие-то вещи. Он засунул их вниз. За диван. Вот так.
Боскомб вскочил на ноги, но Пирс, оттеснив его плечом, прошел мимо, подошел к дивану и пошарил рукой за спинкой. Он извлек оттуда пару изношенных туфель с оторванными носами, стоптанными отваливающимися подошвами и заляпанные грязью, еще не успевшей застыть. В один ботинок были засунуты грязные нитяные перчатки.
– Я полагал, вас следует поставить в известность, сэр, – настойчиво проговорил Пирс, потрясая ботинками. – Эти перчатки, сэр, – они порваны на костяшках, и в них застряли мелкие осколки стекла. Очень хорошо! А теперь это окно… – Он подошел к окну, где сквозняк раскачивал штору. – Поначалу я заглянул сюда, потому что… э-э… видите ли, сэр, я подумал, что за занавеской может прятаться кто-нибудь. Прятаться там никто не прятался, но я заметил под ней осколки стекла. Тогда я приподнял ее, вот так…
Окно было прикрыто неплотно. Стекло одной из створок, как раз под шпингалетом, было выбито. И даже с середины комнаты они могли различить на белом подоконнике грязные следы, там, где их оставила соскользнувшая нога.
– А, сэр? – спросил Пирс. – Эти ботинки больше похожи на те, которые надел бы убитый. Так что, это, наверное, они и есть, а не те белые штуки, что у него на ногах? Очень хорошо, сэр. Тогда вам лучше спросить у этих людей, не попал ли он, в конце концов, в дом через это окно… Особенно если… вот, поглядите-ка… как раз за окном растет дерево, на которое вскарабкается даже ребенок. Вот так!
Последовала долгая пауза, потом Мельсон рывком повернулся.
Стенли опять зашелся в жутком хохоте, молотя рукой по спинке кресла.
Глава четвертая
Человек на пороге
– Мой друг болен, – заметил Боскомб очень тихо.
В глубине его глаз, которые одни остались неподвластны его воле, превратившей сухое, с резкими чертами лицо в непроницаемую маску, метался животный страх; он был напуган до умопомрачения – не подозрением в убийстве, но чем-то сокрушительным, чего он никак не мог предвидеть.
Это, подумал Мельсон, еще больше все усложняет. Человек, который не заметил разбитого окна и грязных следов на подоконнике, не преступник, допустивший просчет; такой человек должен быть просто сумасшедшим.
– Мой друг болен, – повторил Боскомб, прочистив горло. – Позвольте мне принести ему глоток бренди… Возьми себя в руки, ну же! – резко бросил он Стенли.
– Бог ты мой! Ты что, извиняешься за
