зло сверкнув глазами, пока Сатен, онемев, наблюдала за сценой.
– Ты, – начала Фитиль, тыча пальцем в Серопа, – ты змея, которая пожирает собственные яйца. – И она прожгла его взглядом ровно столько, сколько потребовалось, чтобы до него дошел смысл сказанного.
Сероп отступил, пошатнувшись, и она смогла выйти, но, прежде чем исчезнуть в темноте, разразилась грубым смехом. Это был грудной, злой смех, эхом отдававшийся в голове Сатен всю ночь.
Патры, 2 ноября 1937 года
Дорогая Мириам,
у меня все хорошо, и надеюсь, что у тебя тоже.
С огромной радостью сообщаю тебе о рождении моих детей.
Да, ты правильно прочитала, их двое. По воле Божьей в субботу, 22 октября, я стал отцом близнецов, двух мальчиков. Только ты можешь понять, как гордился бы твой дядя, если бы дожил до этого дня. Роды были сложные. Схватки у Сатен были очень болезненные, как ты себе можешь представить. Но дети чувствуют себя хорошо, и она тоже оправилась довольно быстро. Слава Богу. Как только дети немного подрастут, я отведу их к фотографу и пошлю тебе их портрет, чтобы ты смогла увидеть, какие они красивые.
С работой сложно – то есть, то нет. Ходят слухи, что на фабрике будут увольнения. Вчера я был на манифестации в защиту прав рабочих. Мысль, что я могу потерять работу, пугает меня, особенно теперь, когда надо растить мальчиков. Но Бог всемогущ и, надеюсь, защитит нас…
А как у тебя дела? Дай знать о себе. Я знаю, что ты очень занята, но получить от тебя письмо – это всегда большая радость для нас всех. Ах, почему, дорогая кузина, мы живем так далеко друг от друга? Надеюсь, что судьба позволит нам увидеться еще хоть раз в этой жизни. Я смутно помню тебя и твою улыбку и, чтобы освежить память, часто смотрю на фотографию с твоей свадьбы. Какие вы красивые, ты и Джерри! Передавай ему привет от нас.
Теперь я должен заканчивать, потому что дети проснулись. Сатен шлет тебе нежный привет.
До скорого, надеюсь.
Рождение близнецов полностью изменило привычные будни Сатен и Серопа. Дети постоянно плакали, будто просили что-то, а что – родители не могли угадать. Но радость от двойного чуда, ниспосланного с Небес вместо одного, была такой сильной, что компенсировала любые жертвы и неудобства.
Лачуга Газарянов неожиданно наполнилась. В ней не было ни одного свободного угла. На кровати хранилось огромное количество вещей, да и сама кровать теперь выполняла несколько функций. Сероп смастерил люльку из досок, но она была рассчитана на одного ребенка, двоим в ней было тесно. Тем не менее дети с самого начала дали понять, что не позволят никому разделить их. Как только мать брала одного из них на руки, тут же оба начинали отчаянно плакать, заставляя ее положить младенца обратно, рядом с братом. И только снова почувствовав близость, ручку одного на животике другого, носик, упирающийся в щечку, ножку, застрявшую между ножек брата, они успокаивались и с самыми милыми улыбками
