голову Цветаевой на блюде
Народу подавали, пир горою,
Идёт, цветы несут отцветшему герою,
И доску лепят на расстрелянную стенку :
Лик в профиль, полочка с цветами…
Ломает строки обыватель об коленку,
И каждый день
Нас, волоком по Каме,
Лениво тащит – современник,
Каждый, каждый,
И только ты, оставшийся, однажды,
Остановился…
Ужаснулся…
На попятную
Пошёл…По небу волглой тропкой, вечной, ватною –
За Словом, как за кроликом Алиса
В страну чудес… Всплеснула вскрик актриса
На сцене в первом акте в Камергерском…
Внимай, читатель,
В этом тексте дерзком –
Где пустошь, глушь, пугающе похожи
На большинства раззявленные рожи –
Есть вдохновенная надежда на былое,
Есть ветер в гривах мчащихся коней!
Нас на земле людей –
осталось двое.
Держать! Держаться!
Выстоять. Сильней
Любить – в высоты Слова восходящих,
Не кровь младенцев, не стенанья матерей,
Не деревянный с ленточками ящик,
Но бригантины нарисованных морей!
3.
Запомни голос строк моих,
Заполонивший голос стих,
Читающий, смотрящий вглубь и ввысь!
Мы – сдерживаем кровью чернь
И в снах отозвались –
На каждый крик души смертельной,
Уставшей, схоронившей, постарелой.
Я знаю, как душа твоя смотрела
На небо, в даль, я рядом был с тобой,
Там голуби взвивались в высь гурьбой,
И солнце нам глаза до слёз слепило,
И грохот свежерухнувшего спила
Стихал вокруг, средь сосен вековых…
Остаться выжившим? Как все?
Живьём? В живых?
Или по капли крови удаляясь в мир иного
Таинственного, шаткого, больного
В невыносимости тоски, где всё обнова,
Произнесения небесного расклада,
Стяжать величие падения? Ты рада,
Читающая жизнь, душа родная,
Расслышать млечный голос побратима?
Поэзия, как сон, неотвратима,
Невозвратима, но попытка перевода
С небесного на русский свершена.
Цветаеву увозит в смерть подвода.
Есенину, как голубям пшена,
На грудь цветы бросают, к обелиску
Седого Мандельштама – ставят, близко,
Вплотную – мусор и остатки от еды,
Стишки, стаканы, с ночи до среды,
От четверга до воскресенья,
