в песок, и вокруг нас кружились в бесконечном хороводе золотистые искры песчинок. Мы стояли по разные стороны куста, смотрели друг на друга сквозь призму цветущей сирени и не могли надышаться общей весной.
***
То лето запомнилось мне солеными брызгами моря, сладкой черешней и пением цикад в густой траве на обрыве. Я не хотела возвращаться домой и проживала каждый день, как последний.
Он тоже будто сошел с ума. Бросил свои навязчивые идеи и с головой погрузился в лето. Пил его огромными глотками, не боясь захмелеть и показаться смешным. Целыми днями гулял в парках, скверах, садах. Ездил на залив и подолгу сидел на нагретых солнцем камнях, кормил наглых чаек, встречал легкие сумерки белых ночей.
Наша переписка превратилась в красочный дневник короткого питерского лета. Он был профессиональным фотографом, и каждый его снимок был маленькой одой жизни.
Иногда он писал, что не доживет до зимы, но тогда вокруг цвело лето, и мы спешили насладиться его дарами.
Мы были далеко и, одновременно, как никогда близко.
***
Я помню, слишком хорошо помню.
Была середина осени, та самая прекрасная пора, когда воздух особенно чист и прозрачен, и от сладковатого аромата прелой листвы с ноткой первых заморозков кружится голова и в безотчетной тоске сжимается сердце.
Он ушел тихо и незаметно. Просто одним утром не проснулся, оставшись спокойно лежать под слоем наметенного за ночь песка.
Пара слов в личку с незнакомого номера, скупое сообщение в общем чате, череда коротких безликих соболезнований. Обычное дело в нашей тюрьме.
Говорили, что он проиграл Зыбучим пескам, провалился на самое дно и не смог выбраться. А мне хотелось верить, что он наконец-то нашел заветный выход и сумел сбежать из этого ада.
Он обрел долгожданную свободу и вечный покой, оставив мне на память свое имя, две короткие встречи и нашу переписку – целую жизнь длиною в год.
