собой мрачное зрелище. Одна её рука была жестоко отрезана прямо у плеча, другая – чуть выше локтя. Одежда была оборвана, её остатки, впитавшиеся в свежий бетон, создавали жуткий контраст с холодной серостью камня. Однако, самым странным было её лицо: голова девушки неестественно держалась прямо и смотрела вперёд с застывшим, лишённым выражения взглядом. У Ито возникло ощущение, будто она сама смотрит на него, словно молчаливо требуя разоблачения этой кошмарной мистерии. Подойдя ближе, Ито прищурился и заметил нечто, что не могло не вызвать тревоги. За головой девушки тянулись едва заметные лески, как тонкие паутины, уходящие вниз и исчезающие в глубине её спины, прямо у нижнего позвонка. Он сделал шаг назад, осознавая, что это не просто случайный объект – кто-то продумал каждую деталь, словно создавая мрачную скульптуру. Но больше всего его поразило отсутствие крови. Тело казалось абсолютно чистым, без малейшего следа жестокости, которая обычно сопутствовала подобным преступлениям. Ни одного пятна, ни одной капли. Словно её нарочно превратили в холодный памятник боли и безмолвия. Ито, хмурясь и оценивая жуткую сцену, повернулся к Аяко, которая всё ещё стояла, ошеломлённая увиденным. На мгновение она не могла отвести взгляда от безжизненного тела, застывшего в бетонной ловушке, но, собравшись с мыслями, наконец заговорила.
– Это точно наш убийца, – тихо прошептала Аяко, и голос её дрогнул, отражая смесь ужаса и признания.
Ито кивнул, продолжая смотреть на девушку, застывшую как извращённая скульптура. Он хотел услышать её мнение и спросил:
– Что ты думаешь о том, что перед нами?
Аяко, пытаясь подобрать слова, обвела глазами картину перед ними.
– Это просто… ужас, – с трудом произнесла она. – Но… не могу избавиться от ощущения, что она напоминает что-то знакомое.
Ито смотрел на неё, понимая, куда могут вести её мысли, и спросил:
– Ничего тебе не напоминает?
Аяко задумалась, её взгляд на мгновение смягчился, и она, нахмурившись, всматривалась в застывшую фигуру.
– Она… она похожа на одну из статуй, которые мы изучали в школе, в учебниках по истории… – сказала она, словно пытаясь вспомнить что-то, что ускользало от неё. – Только не могу вспомнить, как её звали.
Ито скрестил руки и, внимательно глядя на фигуру, проговорил:
– Венера Милосская.
Аяко взглянула на него с удивлением и, взглянув на «скульптуру» перед ними, поняла, что Ито прав. Умершая девушка, как ни жутко это ни звучало, была обращена в неподвижную копию знаменитой статуи. Точно так же, как у Венеры Милосской, у неё не было рук. Неровный бетонный постамент напоминал те античные пьедесталы, на которых когда-то стояли великие произведения искусства. Её голова, слегка наклонённая и подвязанная лесками, будто бы подчёркивала царственное спокойствие, но одновременно странное, зловещее спокойствие безжизненности. В этом молчаливом сходстве
