руки онемели, либо их полностью парализовало.
Кое-как наливаю полный стакан воды, разлив половину на дорогой стол, и жадно выпиваю до дна.
– Это просто секс, Ника, – шепчу губами, – просто поступательные движения. Нужно только закрыть глаза, и … снова посчитать.
Зажмуриваюсь сильно-сильно, до боли, вспоминая свое максимальное число. Это было пятьсот восемьдесят три. На цифре пятьсот восемьдесят четыре я заново могла дышать.
На негнущихся ногах иду в ванную комнату, наскоро принимаю душ, умываюсь, наношу крем. Движения отработанные, но стали менее желанными.
В спальне полумрак. Горит только торшер в углу комнаты. Шторы плотно занавешены. Можно подумать, кто-то из соседей будет смотреть в окно.
Бессонов лежит на кровати в одних боксерах, спортивные штаны валяются на кресле, небрежно перекинутые через подлокотник.
Его глаза закрыты, но он не спит. Чувствую. Воздух такой же наэлектризованный, как был на кухне. Здесь пахнет солью, морским гелем для душа и еще чем-то мужским и диким. Невозможно дать четкое определение этому запаху.
– Что застыла? – говорит сдавленно.
– А что мне делать?
Влад недовольно вздыхает и открывает наконец глаза. Мне показалось, что меня пронзило и отбросило назад силой его взгляда. Он накалывает им как умелый энтомолог редкое насекомое.
– Ну, если есть желание, ты можешь раздеться.
От его слов только сильнее запахиваю халат. Кожу ласкает пламя, и… странные ощущения рождаются под ней.
– В комнате жарко, ледышка, – говорит надменно.
Хватаюсь за пояс халата и медленно тяну один конец. Спустя пару секунд ненужная тряпка падает мне в ноги. Остаюсь стоять в той же ночнушке, что была прошлой ночью.
Кожа покрывается мелкой россыпью мурашек, которые заостряются под его темным взглядом.
– Ближе подходи, – приказывает. Голос стал хриплым и низким. И каким-то сексуальным, что ль.
Делаю крохотные шаги к кровати. Дыхание рваное, а как делать вдох – забываю. В спальне и правда жарко. Кажется, бисеринки пота скапливаются вдоль позвоночника и стекают вниз.
Мне бы бежать, кричать, просить, чтобы прекратил, но слова застревают в горле, как и крик.
Где-то на самом дне есть уверенность, что он не такой как Уваров. Влад другой, он не будет делать то, что делал Тарас. Просто… знаю.
– Ника, – наигранно ласково обращается, – скажи мне, прелесть, я кусаюсь?
Бессонов приподнялся на одном локте и нахмурился.
– Надеюсь, что нет, – отвечаю.
– Тогда иди ко мне, – снова ласково просит и опять укладывается на кровать.
Подхожу так близко, как только могу. В носу щиплет мужским ароматом и горечью табака. Он снова курил.
За все время, что мы знакомы, ни разу не видела его с сигаретой. Не то, чтобы я за ним следила, но нет да нет, наблюдала его стоящим на заднем дворе ресторана, на парковке, утром на крыльце. И ни разу не замечала зажатую сигарету
