мягкий свет, в размытом пятнышке которого нахохлилась красновато-бурая, с жирными черными пятнами по правому боку, Катерина Ивановна.
– Черепашка-ниндзя, – мрачно произнесла она, открывая глаза, – сплю и вижу, последний миг нашего сотрудничества.
– Мечтаете… в рабочее время? – дыхание немного сбилось – сперва на лестнице, после – от осознания перспективы очередного купания. Он наклонился поближе, чтобы рассмотреть новый катеринин окрас. – Вы в курсе, что это масляные пятна? Такие шампунь не берет…
Кошка ощерила маленькие острые зубки.
– Зато тебя береттт-сс-с, – закипела она и махнула когтистой лапкой в сантиметре от неосторожно сунутого ей лица, – или поберет-с-с! Чёрт!
Феликс дернулся назад – к спасению, но Катерина уже развернулась и побежала в самый темный угол, попутно освещая себе дорогу встроенными зелёными фонарями.
– Чирик-чирик! – поторапливал Чирик из темноты.
– Мя, – отвечала Катерина, выхватывая потусторонним магическим светом из черноты то гору старых проводов, то ворох тряпья. – Эй, не подходи! – фыркнула она догнавшему её Феликсу, – она боится.
– Кто?
Закуток, в который они забрались, казался совершенно пустым. Пришлось подождать с десяток минут, пока из тени в зеленоватый свет не высунулась изящная чёрная головка с белой полосой и яркой красной шапочкой.
Чирик зачирикал. Катерина склонила голову, мякнула.
Серый журавль, точная копия того, что они уже встречали на озере, ответил не сразу.
– Щелк-щелк, щелк, – Феликсу птичьи слова напомнили скрип несмазанной двери, – щщщелк. – а вот кошка с воробьем явно понимали, о чем идет речь. – Да, я бы-ы-ла, – голос её звучал грустно, – и видела: приш-шел один, потом еще два. Черные! – она задрожала, – ч-чёрные! На двух ногах! Как он!
Большая птица, вспомнив о пережитом, замахала крыльями, поднимая по полу волну пыли.
– Спокойно, – промяукала Катерина, – этот со мной.
– Что слу… чхи… лось? – в носу у Феликса засвербило и он пожалел, что не встал ещё дальше – все равно ничего не понимает, а места на чердаке полно в пределах семидесяти футов.
– Ты нервируешь свидетельницу, – взъярилась кошка.
– Свидетельницу? – он посмотрел на журавлиху, забившуюся в угол и спрятавшую изящную головку под растрепанное крыло, – «так это – «она»!» – Чем?!
– Ногами!
Феликс посмотрел вниз – джинсы с кроссовками после птичьей историки сравнялись цветом – от колен и до пола его покрывала сероватая чердачная пыль. Но это после птичьей истерики. Может, ей не нравятся чистые гости? С чумазой Катериной разговаривала…
– Какого… чем не угодили мои ноги?
– Количеством.
– Как же вы меня бесите, – сказал стажер, отчаявшийся понять женскую логику.
– Взаимно!
– Наконец-то вы признались!
– Взаимно! А теперь
