шипя от боли и пытаясь отдышаться. В одной руке я крепко сжимаю ремешки своих сандалий. Пальцы другой судорожно стискивают то, что дал мне лекарь. Плотный полог на входе падает, погружая нутро кибитки в густую темноту. Громкий щелчок бича снаружи, гортанный окрик, и, скрипя колесами, повозка трогается с места.
– Иди сюда, – зовет из темноты нежный женский голос, и чьи-то руки тянут меня, помогая подняться.
Я наощупь усаживаюсь на твердую лавку, прижимаюсь спиной к стенке повозки и замираю, пытаясь понять, что происходит.
– Фу-у-у, – длинно выдыхает женский голос справа от меня. – Святые Предки, успели удрать!
– Погоди радоваться, дура, – одергивает ее другой голос. – Когда живые и здоровые в дом господина Али вернемся, тогда будем улыбаться, и Предков благодарить.
– Сама дура, – огрызается моя соседка. – Главное, что из дома выехали, и теперь никто не скажет, что мы рабыни, даже если остановят на проверку.
– Главное, чтобы Евлин успел нас вывезти из города и спрятать.
Наступает тишина, разбиваемая только скрипом колес и щелчками бича возницы. Постепенно мои глаза привыкают к темноте, и я начинаю различать окружающее. Кроме меня в повозке еще десять девушек. В полутьме их лица видны нечетко, но я все равно узнаю – все они служанки из дома Али. Все в светлых платьях, похожего на мой фасона.
– Что случилось? Куда нас везут? – спрашиваю шепотом у соседки справа.
Я вспоминаю ее имя – Ваниса. Она несколько раз приносила мне еду в лазарет. Девушка придвигается ко мне и шепчет, почти касаясь губами уха:
– В город прибыли королевские евнухи. Старый урод издал указ, что все девственные рабыни должны быть переданы дворцовым закупщикам. Сейчас отряды стражи ходят по домам торговцев рабами и проверяют всех женщин. Хорошо, что Евлин узнал об этом еще ночью и успел предупредить господина Али. Иначе всех нас забрали бы, а там, сама знаешь, что было бы…
– Что? Я ничего не знаю, – мотаю я головой.
– Точно, тебя ведь недавно привезли, – Ваниса еще ближе подается ко мне. – Король каждый день берет на ложе девственницу и лишает невинности. После ее убивают – живьем закапывают в землю.
– Мать честная! – вырывается у меня.
– Что вы там шепчетесь?! – недовольно прикрикивает та самая девица, что принесла мне платье. – Заткнитесь, и без вашего шушуканья тошно. А ты, Федерика, лучше бы надела обувь – до Северных ворот недолго осталось. Там нам придется идти пешком.
Моя соседка фыркает, но послушно замолкает, видимо, авторитет старшей по должности здесь непререкаем. Я тем более молчу и решаю последовать совету и обуться. В ладони по-прежнему крепко сжимаю то, что дал Лазарис, напряженно размышляя, как бы посмотреть, что там. Пальцы просто зудят от нетерпения развернуть тряпицу, но я сдерживаю глупое желание. Все равно ничего не разгляжу в темноте, а другие могут заметить, что у меня что-то в руках.
Поэтому, копаясь с сандалиями, я осторожно забираюсь
