для своей жены он тоже подписал, на этот раз к обычной сумме прибавил еще пять тысяч, об этом он помнил. И вроде бы все… С деньгами Ахмет разобрался и вызвал к себе секретаршу. Она увидела премиальный приказ и засияла:
– Выздоравливайте, Ахмет-бей! Да продлит Аллах ваши дни!
В ответ Ахмет громко расчихался.
– Вам стало легче! – заметила секретарша. – Ваш кашель стал намного лучше!
И накапала ему в ложку еще немного зеленой микстурки. Ахмет проглотил и отправил секретаршу в бухгалтерию.
Осталось последнее – ответить сыну. Ахмет еще раз перечитал его жестокое письмо. Он понимал, мальчишка боится получить по жбану, поэтому и пишет все эти глупости «не хочу с тобой встречаться, не вижу смысла, не люблю». На детские истерики, и на женские тоже, Ахмет не реагировал. Вот только это последнее «я тебя не люблю» его укололо. И голова к тому же болела очень сильно, особенно в том месте, где начинается шея.
Ахмет решил не мучиться и выпил обезболивающее. Он вздохнул, вытер слезы и с треском высморкался, так сильно, что даже стрельнуло в ушах. После этого он напечатал ответ, быстро, уверенно и по-турецки.
«Не люби меня, сын, – Ахмет написал, – меня не надо любить. Мной нужно пользоваться. Я сильный, я тебе еще пригожусь».
Он отправил письмо, захлопнул ноутбук и спрятался в своей потайной комнате.
Разложил диван, снял ботинки и закутался в теплое овечье одеяло. Секретарша поскреблась к нему осторожно и шепотом спросила на всякий случай:
– Вам ничего не нужно, Ахмет-бей?
Ничего ему было не нужно. Головная боль отступала, дышать стало легче, он понял – через несколько минут заснет.
Ахмет закрыл глаза и ответил секретарше больным осипшим голосом:
– Меня нет.
Малыш
Открывает Алена свой барчик – а там ничего и нету. Ни коньячка, ни текилки, ни вискарика. Бар вынесли под ноль, и в этой голой зеркальной пустоте лежит записочка.
«Алена, когда ты будешь это читать, меня уже не будет…»
«Осиротел мой барчик, – загрустила Алена и вздохнула, – эх, Малыш, Малыш…»
Малышом звали последнего парня Алены, и предпоследнего тоже звали Малыш. Так получалось в последнее время – чем старше становилась Алена, тем моложе у нее были мальчишки, и каждого она называла Малышом.
Этому, что обчистил бар, недавно исполнилось двадцать один. Малыш! Когда Алена назвала его так в первый раз, он рассмеялся. Экземпляр был выше Алены на голову, за его широкими плечами она могла спрятаться полностью. Он подхватил ее на руки, легко, как пакет из супермаркета, и усмехнулся:
– Значит, я для тебя Малыш…
– Да, – Алена с ним бодалась, – и говнюк ты еще.
Парень был моложе Алены на пятнадцать лет, и что ей было думать, когда он высадил ее последний коньячок? Ругаться на ребенка? Обижаться на шалости? Алена
