повседневность. Они освоились к контрастам своей земли и хорошо себя чувствуют в богатстве и разнообразии природных ландшафтов.
Сердцевину Сибири составляет глухая, труднопроходимая тайга, молчаливая в тихую погоду и наполненная шумом соприкасающихся ветками, раскачивающихся тесно стоящих деревьев. Время от времени слышен то ли еле слышный хруст мелкого грызуна, то ли легкое потрескивание мелкого сушняка под ногами осторожно ступающих крупных животных. А над головой – где-то высоко в ветвях деревьев стук дятла, перекличка птиц, а прямо вокруг головы несмолкаемо-утомительное гудение тучей повисших в воздухе комаров. К этим звукам временами добавляются резкие призывные крики оленя или недовольный, рассерженный рев медведя, да один-другой хлопок охотничьего ружья где-то в отдалении.
Не близко друг от друга разбросаны по тайге поселки и небольшие города, обычно по берегам рек и озер. Они, как правило, состоят из хорошо рубленых домов из крепких бревен, с высокими, едва ли не под самую крышу заборами, чтобы дом и двор зимой не заносило снегом, и сравнительно небольшими окнами. Дома необычны для жителя европейской части России расположением комнат и кухонь, своим отоплением и часто прямо к дому примыкающими конюшней и хлевом, курятником и свинарником, а также просторными дворами, где всегда приметна строящаяся или уже слаженная лодка. Сибиряки – и мужчины и женщины – как правило, приветливы и гостеприимны; жизнь от поколения к поколению в условиях сурового климата закалила их, а реки, богатые рыбой, и тайга, богатая зверем, сделала их самостоятельными хозяевами, суровыми и сдержанными, сильными и мужественными, осторожно-расчетливыми и уверенно-спокойными. Их внешне суровый вид не противоречит их доброму сердцу, но не всякий заслуживает их доверия и уважения. Они осторожны при знакомстве с новым человеком, и только тот, кто приходит в тайгу с добром, чья душа открыта и не таит в себе злых намерений, заслуживает доброго участия и помощи.
Никогда не замечал я у настоящих коренных сибиряков жадности и корыстолюбия, самодовольства и самолюбования. Всегда видел у них трезвый хозяйственный ум, деловитость и умение крепко и слаженно строить свою жизнь, также крепко и слаженно, как строят они свои дома. Настоящего сибиряка отличает неутраченная, живая связь с природой, ее законами и порядком, а общение с ним всегда порождает представление о его внутренней чистоте и силе, неотрывности, пусть даже на далеком расстоянии и в стихии городской жизни, от его родных мест, его естественно-природной среды.
«Деревенька моя, – пишет сибиряк А. Б. Даутбеков, – ты у каждого человека своя, в дальней или ближней сторонке, большая или маленькая, в горах или в степи, в лесу или в пустыне, но своя. Родная, до боли знакомая, а после долгой разлуки – вызывающая слезу умиления и щемящая сердце. Поверь мне, родная моя, ведь я из тех, кто давным-давно уехал от тебя, но всегда приезжающий к тебе каждое лето, а не на берег Черного моря, чтобы вкусить твои прелести, побегать от комаров и поспать на душистом сеновале из сухой осоки, прибрежной ромашки, разнотравья и лечебного трилистника. Особенно осенью,
