Максиму специально с комками делаешь? – сказал я и, не удержавшись, тоже засмеялся.
– Люблю, когда ты смеешься. Ты такой забавный.
– И ты тоже.
– Нет, – она подошла ко мне, взяла мою чайную ложку, опустила в кастрюлю и ловко c помощью нее измазала мой нос кашей. – Я красивая и обворожительная!
– Хорошо, я понял.
– С юмором у нас тоже проблемы? – сказала Полина и поставила кастрюлю на деревянную подставку на столе.
– Ты такая милая. Я не знаю, что сказать.
– Тогда встань и поцелуй меня, – серьезным тоном произнесла она.
Я покорно встал и приблизился к ее лицу. Она закрыла глаза и слегка приоткрыла губы. Я аккуратно обнял ее за талию и нежно провел руками по ее волосам. Она слегка простонала. Я медленно коснулся своими губами ее губ. Запах авокадо и шум морского прибоя.
– А целоваться ты все равно не научился, – шепотом произнесла она и обвила свои руки вокруг моей шеи. – Так что же мы будет делать? Всему тебя учить?
– Почему бы и нет, – ответил я, пожимая плечами.
– Не страшно, многие люди не умеют целоваться. Сексом занимаются все, а целуются только немногие.
– Интересно, почему? – в недоумении спросил я.
– Не знаю. Просто не умеют. В итоге наслаждаются не очень приятным для глаза слюнообменом.
– Как будто во время поцелуя этого не происходит?
– Там это не главное… Что ты все меня спрашиваешь? Впереди еще недели каждодневных тренировок!
– Заставишь целоваться с помидором!
– Где ты эту пошлость выслушал?
– Везде. Это распространённый пример.
– Выкинь сейчас же его из головы, – сказала она и коснулась кончиком языка моей верхней губы. – Будем начинать все с самых «азов».
– Я согласен.
– Еще бы ты отказался! – ответила Полина и продолжила. – Я схожу к Максиму, узнаю, что с ним.
– А мне что делать?
– А ты должен доесть всю кашу! Чтобы ничего на тарелке не осталось! Понял меня?
– Понял, – кивнул я.
Она ушла с кухни, успев послать в мою сторону воздушный поцелуй. Я смутился. Пару секунд смотрел на закрывшуюся дверь. «Как ей все удается?» – подумал я и тяжело вздохнул. Тусклый свет от лампы, вмонтированной в вытяжной аппарат над плитой, рассеивал мои и так немногочисленные догадки. Я сел на табуретку, взял в руку столовую ложку и продолжил свой поздний ужин. Каша успела остыть. От этого ее вкус был похож на вкус сливочного крема. Маленький кусок масла находился где-то на дне тарелки под толстым слоем каши. Перед тем, как ее подать, Полина нарисована на ней клубничным вареньем страшную человеческую рожу – два вытаращенных глаза, кривой рот и вертикальная линия чуть выше верхней губы, вероятно, нос. К этому времени я уже успел съесть левый глаз, полноса и смешавшийся
