пришли в храм молиться во имя Святого Николая Чудотворца, во имя его высокого благочестия, во имя восстановления нашего разрушенного храма, а вы грешите. И где? У престола Божьего, у дома Господня. Если не угомонитесь, я скажу отцу Георгию, что вы оскверняете святое место.
Драчуны, наконец-то, успокоились, правда, не сразу и, что-то глухо ворча под нос.
Большинство прихожан уже прошло в церковь, а Маша все мешкала. Она никогда раньше не молилась и не знала, как это делать. Она смотрела, как это делают другие прихожане, и мысленно повторяя, зубрила, как это сделает она сама. Но правая рука была словно чужой и никак не хотела подниматься ко лбу, чтобы наложить на себя крестное знамение. Она и не подозревала, насколько это трудно, внутри неё словно включился невидимый тормоз, который сковывал не только её тело, но и душу. Она видела, как на неё насмешливо косятся попрошайки, чувствовала, как и сама она наливается стыдом и страхом, и хотела уже уйти, как сзади кто-то тронул её за рукав:
– Первый раз, дочка? – спросила её та самая бабуся, которая ругала юродивого Юрка с Ленкой.
– Да, в первый, – почему-то облегченно вздохнула Маша.
– Небось, беда какая приключилась?
– Почему вы так думаете?
Старушка слегка улыбнулась, снисходительно покивала головой, вздохнула и прошамкала:
– Распознать это просто, дочка: к Богу-то когда идут? Когда душа болит. Вот и тебя, видать, прихватило. Оно так – жизнь не сахар, и чем ближе её порожек, тем больше бед да несчастий в ней накапливается. Помнишь, чай, пословицу-то: пока гром не грянет – мужик не перекрестится. Так вот и мы, грешные: пока всё хорошо – и ладно, а как прижмет жизнь – мы все про Бога вспоминаем.
Маше нравилось, что старушка не корит именно её, а говорит как бы от всех грешников, от всех людей, живущих на этой земле, и оттого на душе её потеплело, словно и не было этого декабрьского мороза и этой утренней темно – синей стыни над головой. А старушка уже тянула её тихонько за рукав:
– Пойдем-ка, пойдем, дочка, я тебе все что надо покажу и растолкую. Бога не надо бояться, Бог-то, он милостивый и добрый. Это злых людей надо бояться…
Маша посмотрела, как старушка троекратно поклонилась и перекрестилась, и тоже покорно склонила голову и перекрестилась, стараясь наложить на себя крест, как это делают православные христиане – справа налево.
В церкви было не протолкнуться, пахло ладаном и воском, а под куполом стоял неумолчный шепот, вздохи и покашливания. Справа, в притворе, работала церковная лавка. Маша купила несколько свечей, маленькую иконку Николая Угодника и большую – Серафима Саровского, а потом прошла в среднюю часть храма. С амвона доносился монотонный писклявый голос молодого батюшки, который читал что-то из жития Друга, Наставника и Помощника, Святителя Божьего и Чудотворца Мирликийского Николая Угодника.
После того, как батюшка умолк, все закрестились, а несколько
