я, Пугачёв. Хозяин, ты бы впустил нас в дом, совсем мы иззябли. За постой не обидим.
Хозяин помялся:
– Ну, коли так, заходите.
Жена встретила гостей неласково: скрестив на груди руки и укорчиво глядя на мужа. Тот что-то шепнул ей на ухо, и та сразу повеселела. Быстро собрала стол с борщом и кашей. Хозяин представился:
– Зовите меня Денисом, по батюшке Степанович Пьянов. – Потом поворотился к жене: – Жёнка, принеси-ка нам бражки.
– Чать, не праздник, – огрызнулась хозяйка.
Денис нахмурил брови:
– Сказал, дай.
Помолясь на образа, гости выпили и стали закусывать. Хозяин, сам старовер, увидел, что Пугачёв тоже крестится двумя перстами, спросил:
– Откуда ты, Емельян?
– Сам я рожак из Зимовейской, да где меня только не носило. Бывал и в Цареграде, и в Польше, и в Арабии, и на Кубани, и в Царицыне.
– Вона как! – удивился Пьянов. – Тут слух меж казаков ходит, будто в Царицыне важный человек появился и именует себя государём Петром Фёдоровичем. Да только казаки не верят.
– Почему же? – спросил Емельян.
– Да будто это и не царь вовсе, а самозванец: то ли Федотка Богомолов, то ли Рябов, то ли ещё кто.
Пугачёв помолчал. После того как выпили ещё по одной чарке, спросил:
– Как живут здесь казаки?
– Да по-разному, – ответил Пьянов. – Чать, слышал, в начале года казаки тут тряхнули властью, самого енерала убили, атамана да старшин. Потом-то нас и поприжали. Дыхнуть не дают, лютуют. Следователи и до се бунтовщиков ищут. Кого поймают, по казацкому обыкновению плетьми бьют, бороды сбривают, в армию отсылают. Да ещё грозятся заводил четвертовать, колесовать, вешать да головы отсекать. Вот оно как, Емеля.
Филиппов в разговор не встревал, молча пил и ел кашу, иногда недоверчиво поглядывая на осоловевших собеседников.
Утром, перед отправкой на базар, Пугачёв вышел во двор, скинул с себя рубаху и стал умываться и растираться снегом, покрякивая и ухая:
– Ух, благодать! Ах! Ах!
Во двор вышел Пьянов, подивился, сказал:
– Гляди, простудишься нето.
– Ничего, я привыкший, – ответил Емельян. – В армии, в походах и не то бывало.
Денис присмотрелся к оголённому телу и, показав на провалы на груди, спросил:
– А это у тебя что?
– Это? Это, брат Денис, особые признаки. Я тебе потом о них скажу, а сейчас не спрашивай.
Умывшись и обтеревшись, Емельян поглядел вдаль, в степи, потом в небо и со вздохом сказал:
– Эх, Денис, хороший ты человек, погляди, сколько вокруг простора, а душе воли нет – будто в клетке она.
– Да что ж воля, – ответил Пьянов, – она сейчас не в наших руках. Всем атаманы да старшины заправляют по царицыной указке. Вот говорят, что скоро казаков будут набирать в московское войско, а они не хотят уклады и обычаи свои менять.
Пугачёв промолчал,
