утирали слезы. Она вела их по лабиринту своих ощущений, недосказанностей – какая гамма сильных чувств и хрупких полутонов! – и они, зрители, с готовностью шли за ней. Ненавязчиво, чуть заметно поднимала она роль из рассказа об американке-благотворительнице, о капризах богачки меценатки к широкому обобщению, в котором звучала мажорная нота высокой гуманности…»[48]
Парадокс – прекрасная, блистательная актриса, которой одинаково хорошо удавались и театральные, и кинематографические роли, так и не сыграла свою главную роль. «Я войду в историю по совокупности», – горько шутила Раневская на закате жизни, проводя параллель между собой и теми, кто получает ученую степень без защиты диссертации, на основании совокупности своих заслуг.
Рина Зеленая очень верно называла Раневскую «явлением в советском театре»[49]. Похвала одной настоящей актрисе от другой ценна втройне. Собратья по цеху, в отличие от поклонников, не делают пустопорожних комплиментов. Раневская действительно была и осталась явлением в театре. Кто желает в этом убедиться, может найти и посмотреть телевизионную версию спектакля Театра имени Моссовета «Дальше – тишина…», сделанную в далеком 1978 году.
Круг знакомых Раневской был очень широк – профессия обязывала, да и вообще, но близких друзей у нее было всего трое – Павла Вульф, актриса Московского камерного театра Нина Сухоцкая, приходившаяся племянницей Алисе Коонен, и известный актер василий Качалов. Раневская, как принято говорить нынче, стала его фанаткой в юности. Увидела на сцене – и полюбила. В харизматичного красавца Качалова, пожалуй, и нельзя было не влюбиться, настолько он был хорош. Дружба началась с письма, которое Раневская написала Качалову. Он, должно быть, получал письма от поклонниц сотнями, но Раневской ответил. Так и завязалась дружба. Вспоминая о Качалове, Раневская называла его изумительным артистом и человеком «неповторимой прелести». Он и был таким – добрым, чутким, отзывчивым. Даже к передаче своей роли другому актеру мог отнестись с пониманием, что в актерской среде большая редкость. Раневская вспоминала, как однажды Качалов сказал жене о том, что роль Вершинина в «Трех сестрах» режиссер Немирович-Данченко[50] отдал другому актеру, и добавил, что согласен с таким решением и не чувствует себя обиженным, потому что тот актер моложе и больше подходит на роль.
В 1946 году Раневская перенесла серьезную операцию. Качалов написал ей в больницу: «Я рад, что наша встреча сблизила нас, и еще крепче ощутил, как нежно я люблю тебя». Только настоящий друг может написать такое.
«Фаина Георгиевна много читала, – вспоминала Нина Станиславовна Сухоцкая. – Даже в последние годы, когда она уже плохо видела, ее трудно было застать дома без книги. Круг ее чтения был разнообразен. Помимо современной литературы и любимых классических произведений она увлеченно читала серьезные труды по истории. Перечитывала Плавта, Гомера, Данте.
Владимир Иванович Немирович-Данченко (1858–1943) – режиссер, педагог, писатель, драматург, реформатор и теоретик театра. Создал МХТ вместе с К. С. Станиславским.
