настолько быстро и четко, что его нельзя было даже сравнивать с действовавшими ранее семафорами, и это явно говорило о том, что общественности необходимо предоставить к нему самый широкий доступ. Известие о волшебной эффективности нового способа связи быстро распространилось в народе и произвело настоящий фурор. О нем заговорили даже в самых высоких кругах общества. Дошло до того, что принцесса Прусская пригласила меня лично прочитать в Потсдаме ее сыну, будущему кронпринцу Фридриху-Вильгельму и императору Фридриху, лекцию об устройстве электрического телеграфа. Лекция, сопровождавшаяся демонстрационными сеансами связи между Берлином и Потсдамом, и моя пояснительная записка, в которой я рассказывал о будущем, какое может иметь телеграф, если сделать его общедоступным, безусловно, помогли убедить представителей высшего общества в правоте моих требований.
По моей инициативе комиссия постановила провести в марте 1848 года публичный конкурс для телеграфных проводов и аппаратов и определила четкие условия его проведения. За лучшие модели и решения были обещаны крупные денежные премии, а победители получали приоритетные права на размещение государственных заказов. Я практически не сомневался в том, что смогу победить в этом конкурсе, который стартовал 15 марта. Но уже 18-го он прекратил свою работу, а вместе с ним прекратилась работа и всей комиссии.
Революция
Увлеченный своей работой, я почти не замечал тех волнений, которые сотрясали всю Германию после февральской революции в Париже. Между тем бури стихийных политических выступлений с легкостью сметали слабые плотинки, которые бездумно и бестолково ставила на их пути правящая верхушка. Недовольный царившими в стране порядками, немецкий народ был уверен в том, что изменить их можно только насильственными способами, и уверенность эта передавалась даже в высшие светские и военные круги. Совершенно бессмысленные разговоры на национальные и политические темы еще больше раззадоривали толпу, активность которой подогревалась еще и жаркой летней погодой, стоявшей тогда по всей Германии.
Возбужденный народ слонялся по берлинским улицам, обменивался явно преувеличенными слухами об успехах революции в различных городах страны и внимательно вслушивался в речи многочисленных уличных ораторов и агитаторов, собственно, и распространявших эти заводившие толпу слухи. Полиция практически бездействовала, и даже армия, свято выполнявшая свои обязанности, почти не была видна. Сначала пришла воодушевляющая новость о победе революции в Дрездене и Вене, после всех поразило убийство часовых у здания Государственного банка, а кульминацией событий стала сцена, происшедшая на дворцовой площади. Все это привело к тому, что даже мирные граждане, собиравшиеся в народные дружины для охраны порядка, перешли в массе своей на сторону революции. Из своего окна я лично видел, как некоторые из этих дружинников, в страшном
