Крепенькие, косматые.
– Можно отпустить, – сказал Бахмати Зольме.
– Мам, – потянул за рукав Наиль.
– Да-да.
Пальцы женщины напоследок огладили желтовато-серую шерсть.
Получившая свободу коза, взбрыкнув, умчалась в дальний угол загона и оттуда победительно стукнулась маленькими рожками об угловое полено. Глупое животное.
– Все? – спросил Бахмати, встав с колен.
– Может быть, молока, господин? – спросила Зольма.
– От нее? – показал пальцем на козу Бахмати.
И расхохотался.
Это была хорошая шутка. О, да, людям он должен был до полуночи помогать бесплатно. Но от козы… Благодарность от козы он принять мог. Козьим же молоком.
Смешно.
Он все еще вытирал выступившие от смеха слезы, когда Зольма вручила ему глиняный кувшин с узким кривым горлом.
– Возьмите, господин.
– Принимаю с козьего позволения.
Бахмати отпил из кувшина.
Молоко было жирное, прохладное, с легкой травяной горчинкой. Кто он, ойгон или человек, если получает от этого удовольствие?
Струйка, щекоча, потекла по подбородку.
– Ох, хорошо-о…
– Дядя Бахма, – невежливо дернул его за полу халата Наиль, – а ты ничего не забыл?
Черные глаза мальчишки смотрели с озорным прищуром.
– Я? – удивился Бахмати. – Нет. Ты просил, я сделал. – Перехватив кувшин, свободной рукой он потрепал Наиля по макушке. – Так что все…
– А это?
Бахмати разве что не взмекнул подобно козе. Мальчишка в обоих руках держал по золотой пластине со зверями.
Откуда?
– Ваше?
– Мое. Конечно, мое.
О, человеческая рассеянность, и ты прилипла ко мне!
Внутренне ругая себя последними словами, Бахмати передал кувшин Зольме, подтянул ослабший кушак (видит Союн, через него незаметно и вывалилось!) и принял пластины от мальчишки. Сдув прилипшие песчинки, он снова устроил зверей за пазуху. Только теперь уже проверил, не вывалятся ли – поповорачивался, понаклонялся, даже подпрыгнул.
– Благодарю тебя, о, Наиль.
– Не стоит, дядя Бахма.
Мальчишка, что-то напевая, ускакал на улицу.
– Будьте счастливы, – прощаясь, кивнул женщине Бахмати.
– И вы, – спрятала улыбку в наклоне головы Зольма.
– Ну, я-то обязательно.
Золото холодило бок липкой тяжестью.
Кто бы из ойгонов вернул найденное? Никто. Самый худой каррик охранял бы сокровище из последних сил. Мое. Мое! Шипел бы, лишался мосластых конечностей, брызгал ядовитой слюной, пока более сильный не забрал приглянувшееся.
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «ЛитРес».
