style="font-size:15px;"> – Кабирра, значит, – посерьезнел Хатум. – В какой стороне?
– За Темными горами Эль-Фаруна, на северо-западе.
– Фирузцы к ним, кажется, месяц назад большим караваном ушли. Или не к ним?
– К ним и дальше, в долину Зейнаб, к Самхарде, Думману, Великой Порте.
– Все, молчи.
Лицо гончарного мастера застыло, став достойным зубила знаменитого камнетеса Шивара ас-Мактубы. Скулы, губы, слепые глаза. Молния морщины, раскалывающая лоб. Камень темный, но на белки пошло немного слюды.
– Странно.
Невидимое зубило добавило Хатуму узкую впадинку в уголке глаза. Словно он слегка прищурился, рассматривая неясную картину. Так дети пытаются угадать отцов в проступающих из пылевого облака фигурах.
Бахмати стиснул в кулаке персиковую косточку.
– Странно, – повторил гончар.
Он резко откинулся назад, едва не задев затылком ствол дерева. Невидящий взгляд его устремился вверх, рот приоткрылся. Дрожь пошла по плечам, по рукам, скрипнула скамья, пятки выбили углубления в плотной земле.
Несколько мгновений Бахмати наблюдал дикий танец мышц и сухожилий, шевеление кожи, щелчки суставов. Затем все прекратилось.
Хатум вдруг выдохнул, будто пропустил удар в средоточие. Тело сложилось к коленям, руки мертво повисли.
Ни дыхания, ни биения сердца.
Но не успел Бахмати испугаться, как гончар вновь запрокинул голову и выплюнул в ночное небо:
– Кашанцог!
От имени дохнуло могильным холодом.
Хатум же обмяк и навалился на Бахмати, царапая-тиская полу халата. Слюна изо рта увлажнила демону шею.
– Кашанцог.
– Это все? – Бахмати, морщась, вернул слепого гончара на его место.
Хатум устало кивнул. Бахмати щелчком отправил персиковую косточку в один из кувшинов. Не попал.
– Этого мало для уговора.
– Сейчас, – поднял руку Хатум. – Погоди… Я не увидел Кабирры.
– То есть?
– Мне не дали увидеть ее. Я пытался, но меня вышвырнули вон. Как букашку. Я только спросил: «Кто?», и мне ответили…
– Кашанцог, – закончил за слепого Бахмати.
Хатум неуверенно нащупал плечо ночного собеседника и поднялся.
– Я пойду.
Он добирался до дверей дома так, словно неожиданно забыл, где и что расположено. Сухие пальцы, ткнувшись в стену, осторожно повели невидимую линию.
– Я не знаю этого имени, – сказал Бахмати в узкую спину.
Гончар на мгновение замер.
– Странно, – в третий раз произнес он и канул в проеме.
Бахмати остался сидеть.
Запахи ночи звучали уже приглушенно. Тонкая рассветная полоска наметилась над плоскими крышами. Пахло будущим зноем.
Надо бы поспать, подумал Бахмати.
Собственно, он не умел спать как все люди,
