спуска воды вовсе нет, надо за цепочку потянуть, как у моей бабушки в уборной. Впрочем, обои очень красивые и мыло тоже дорогое. И полотенец много, я даже не знала, каким воспользоваться. Ты не очень задерживайся, дорогой, мне не хочется одной здесь оставаться. Как ты думаешь, эта уборная такая же древняя, как сам дом? Должно быть, такая же.
– Нет, – ответил он, желая продемонстрировать большие знания, – в те времена, когда этот дом строился, туалетов не было, во всяком случае, таких, как этот. Он, похоже, скорее викторианского периода. Я бы сказал, начала девятнадцатого века.[7]
Он говорил гораздо более уверенно, чем чувствовал себя, решив, что не позволит Манору себя запугать. Ведь Ким надеялась на его ободрение и поддержку. Он не должен и виду подать, что сам в этом нуждается.
Вернувшись в холл, они нашли Мэйзи у дверей Большого зала. Она сообщила:
– Ваш чай уже там. Я приду через четверть часа и отведу вас в офис.
Поначалу Большой зал вызвал у них гнетущее чувство робости, и они, словно перепуганные дети, шли под огромными балками, под пристальными взглядами – во всяком случае, так им казалось – елизаветинских джентльменов в дублетах и лосинах, а также юных воинов, надменно позирующих вместе со своими конями. Пораженный размерами и великолепием зала, Дин только позже обратил внимание на детали. Сейчас он уже знал, что на правой стене висит огромный гобелен, а под ним стоит длинный дубовый стол с большой вазой цветов на нем.
Чай ожидал их на низком столике перед камином. Они увидели элегантный чайный сервиз, блюдо с сандвичами, булочки – к ним джем и масло, и фруктовый торт. Обоим хотелось пить. Дрожащими руками Ким принялась наливать чай, а Дин, который успел изрядно подкрепиться сандвичами в поезде, взял булочку и щедро намазал ее маслом и джемом. Откусив кусочек, он сказал:
– Джем домашний, а булочка – нет. Плохо.
– Торт тоже покупной, – откликнулась Ким. – Он хорош, но заставляет задуматься – когда же от них ушел последний повар? Не думаю, что мы захотели бы подавать им покупные торты. А та девушка, что нам дверь открыла… Наверное, временная. Не могу себе представить, чтобы тут взяли на работу кого-то вроде нее.
Они вдруг обнаружили, что разговаривают шепотом, словно заговорщики.
Мэйзи вернулась ровно через пятнадцать минут. По-прежнему без улыбки, она довольно напыщенно произнесла:
– Не будете ли вы добры последовать за мной? – Затем она провела их к двери на противоположной стороне квадратного холла, открыв которую сообщила: – Бостоки приехали, мисс Крессет. Я дала им чаю. – И исчезла.
Эта комната оказалась небольшой, с дубовыми панелями на стенах, и обстановка там была строго функциональной: большой письменный стол явно контрастировал с резными панелями и рядом небольших картин, украшавших стены над ними. За столом сидели три женщины. Они указали Бостокам на заранее приготовленные для них стулья.
Дин ошибается: викторианский период – 1837–1901 гг., то есть середина и вторая половина XIX века.
